Интродукция
Герой не нашего времени
Каменщик был и Король я — и, знанье свое ценя,
Как Мастер, решил построить Дворец, достойный меня.
Когда разрыли поверхность, то под землей нашли
Дворец, как умеют строить только одни Короли.
Он был безобразно сделан, не стоил план ничего,
Туда и сюда, бесцельно, разбегался фундамент его.
Кладка была неумелой, но на каждом я камне читал:
«Вслед за мною идет Строитель. Скажите ему — я знал».
Ловкий, в моих проходах, в подземных траншеях моих
Я валил косяки и камни и заново ставил их.
Я пускал его мрамор в дело, известью крыл Дворец,
Принимая и отвергая то, что оставил мертвец.
Не презирал я, не славил; но, разобрав до конца,
Прочел в низвергнутом зданье сердце его творца.
Словно он сам рассказал мне, стал мне понятным таким
Облик его сновиденья в плане, задуманном им.
Каменщик был и Король я — в полдень гордыни моей
Они принесли мне Слово, Слово из Мира теней.
Шепнули: «Кончать не должно! Ты выполнил меру работ,
Как и тот, твой дворец — добыча того, кто потом придет».
Я отозвал рабочих от кранов, от верфей, из ям
И все, что я сделал, бросил на веру неверным годам.
Но надпись носили камни, и дерево, и металл:
«Вслед за мною идет Строитель. Скажите ему — я знал».
Р. Киплинг. Дворец. (Перевод А. Оношкович-Яцына)
У истории есть свои герои и антигерои. Причем далеко не всегда это деление происходит, так сказать, по справедливости. Очень часто наряду с фактами в дело вмешивается такой вроде бы «неисторичный» аспект, как искусство. И вот уже реальный человек сначала превращается в персонажа, а со временем вообще вытесняется этим персонажем из памяти потомков; его оценивают не по конкретным делам, а по тому образу, в котором он запечатлен в художественном произведении, пьесе или в фильме. Для подавляющего большинства, например, Ричард III априори — мрачный убийца-горбун, на совести которого как минимум смерть его малолетних племянников. И никому нет никакого дела до того, что серьезные историки, мягко говоря, сомневаются в совершении сего злодеяния по приказу именно Ричарда. Не говоря уж о пресловутом горбе, которого у данного английского монарха никогда не было, что является делом, давно доказанным. Но Шекспир сказал, и точка!
Кроме «необъективности» искусства, созданию правдивого исторического портрета мешают еще и чисто человеческие факторы, такие как симпатии или антипатии самого историка, этот портрет создающего. Хотя справедливости ради надо сказать, что требовать абсолютной объективности от человека невозможно. И как часто мы читаем работы, на страницах которых перед нами предстает то «ангел в сияющих одеждах», абсолютно лишенный любых отрицательных черт, то «кровавый демон», в котором вообще нет ничего положительного. Но портрет не может быть нарисован только «белыми» или только «черными» красками. «Чисто белый» цвет присущ исключительно Богу, а «чисто черный» — дьяволу. Человек — будь то гений или вершитель судеб, достигший вершины власти, — не является ни ангелом, ни демоном. В нем намешано множество различных тонов и полутонов, которыми нельзя пренебрегать при создании полного объективного портрета. Вообще, в идеале «цвет» истории как науки должен быть один — «серый» — не в смысле усредненности и безликости, а в смысле смешения положительных «белых» и отрицательных «черных» сторон, присущих любому историческому событию и любой исторической личности. В то же время если на какой-то персонаж на протяжении многих лет, а иногда и столетий выливалась одна только «черная» краска, то появление «необъективного белоснежного» портрета можно только приветствовать — «чернота» размывается, и объективность торжествует.
Людвиг II Баварский… Герой или антигерой своего времени? Он, находившийся на вершине власти, воплотил в себе в наивысшей степени все противоречия «века романтизма». Он — настоящий герой новелл Роберта Шумана или Эрнста Теодора Амадея Гофмана. И он же — реальная историческая личность, приведшая свою страну к глубокому политическому кризису.
В большинстве исторических трудов его прямо называют «безумным королем», не стараясь даже вникнуть в причины его душевного недуга, если таковой и был на самом деле. Кстати, еще один закон «реалистической исторической живописи» — исследуя следствие, необходимо начинать с его причин. Если король был безумен, то что толкнуло его в эту бездну: наследственная предрасположенность, тяжелый душевный надлом, который ему не удалось пережить? А может быть, злая чужая воля, клевета, оказавшаяся настолько живучей, что даже спустя 125 лет со дня трагической смерти Людвига II в его «деле» так и не поставлена точка?
«Я хочу оставаться вечной загадкой для себя и для других», — как-то сказал Людвиг II Баварский своей гувернантке, видимо перефразируя любимого им Шиллера.[1] И ему это в полной мере удалось. Людвиг II — человек-тайна, человек-загадка. Доступные исследователям материалы — кстати, весьма противоречивые и неоднозначные — могут лишь приоткрыть тщательно задрапированную занавесом сцену, на которой разыгрывалась драма его жизни, но всей правды мы так и не увидим. Мы можем ее лишь почувствовать и сделать свои собственные выводы.
Справедливости ради надо сказать, что подобные попытки предпринимались неоднократно. Интерес к личности Людвига II наглядно демонстрирует количество литературных произведений, появившихся спустя всего лишь 25 лет после его трагической кончины (к «юбилейному» 1911 году). «Катюль Мендес изобразил его в романе «Король-девственник», Густав Кан осмеял в «Короле-безумце». Бодлер окружил его мученическим ореолом. Итальянский поэт Д’Аннунцио говорит о нем в «Девах скал», Бьёрнсона долго искушала мысль использовать жизнь Людвига как сюжет для драмы. На книжном рынке Европы появляются все новые и новые книги, авторы которых пытаются осветить его личность — каждый по-своему. В начале нынешнего года (1911-го. — М. З.) во Франции напечатано сочинение под названием «Романтическое путешествие к Людвигу II», в Норвегии Клара Тшуди[2] выпустила обстоятельную биографию баварского короля. Затем в Германии Штильгебаур написал роман «Пурпур», в центре которого стоит фигура Людвига II. И тем не менее жизнь этого красивого, временами просто обаятельного человека представляется до сих пор загадочной во многих отношениях».[3] Перечисление этих, далеко не единственных произведений, посвященных баварскому королю, приведено здесь не случайно. Действительно, количество художественных трудов — от поэм до романов — впечатляет. Искусство и литература «рисовали» портрет Людвига II гораздо активнее, чем это делали обстоятельные научные биографии. (Кстати, опубликованные на сегодняшний день научные исторические труды написаны почти исключительно немецкими авторами.[4])
