Многочисленные успехи не были для деятельной натуры Цезаря основанием спокойно пользоваться плодами своих трудов. Напротив, как бы воспламеняя и подстрекая его, они порождали планы еще более великих предприятий в будущем и стремление к новой славе, как будто достигнутая его не удовлетворяла. Это было некое соревнование с самим собой, словно с соперником, и стремление будущими подвигами превзойти совершенные ранее.
Плутарх. Сравнительные жизнеописания
Когда-то твердо верили в то, что Фортуна дарует царства и державы, как и многое другое, чего люди сильно желают, поскольку все это, с одной стороны, нередко доставалось тем, кто того не заслуживал, как бы по прихоти судьбы, а с другой стороны, ни у кого не оставалось в целости и сохранности. Жизнь, однако, доказала справедливость изречений Аппия: каждый — кузнец своего счастья. Более всего это верно в отношении тебя, который настолько превзошел других, что люди, прославляя твои действия, уставали раньше, чем ты, хвалы достойное совершая.
Саллюстий. Письма к Юлию Цезарю о государственных делах (Гай Юлий Цезарь. Записки о галльской войне)
Память человеческая обладает удивительным, а во многом и спасительным для нас свойством — все плохое со временем забывается, сглаживается. Историческая память, если уместен такой термин, долго хранит деяния своих соплеменников, в основном — великих, и злодеяния чужаков, как водится, — коварных. При случае вспоминаются обиды такой седой древности, что просто диву даешься, откуда в людях, не помнящих, кем были их прадеды, столь пристрастное отношение к событиям минувших веков и тысячелетий?
Оперирование историческими реалиями и мифологемами входит в базовый инструментарий любой мало-мальски жизнеспособной властной структуры. Так было, так будет, и порицать за это только правящие элиты несправедливо, поскольку и управляемый «субстрат» готов радостно приветствовать отсылки к «преданьям старины глубокой». Искать причину такого эмоционального контакта лишь в массовом промывании мозгов или в эффективной пропаганде было бы непродуктивно.
Неубываемый интерес к эпическим произведениям, к былинам, к историям о легендарных правителях и непобедимых полководцах, а впоследствии к историческим романам, фильмам и сериалам говорит о чем-то большем, чем о желании убежать от действительности, погрузиться в славные времена своего «золотого века». Кто же не знает, что у любой цивилизации в прошлом были дни золотые, о которых приятно вспоминать в трудную годину? По крайней мере, люди хотят так думать, и было бы жестоко их разубеждать.
Возможно, чувство сопричастности к деяниям рода человеческого, — пусть это даже самообман, — один из компенсаторных механизмов для разума, испытывающего страх перед конечностью своего тварного бытия и лишенного веры в спасение. Возможно также, что свод знаний о прошлом — не только часть исторического наследия и маркер носителя культуры, но и генератор цивилизационного кода, который и формирует Традицию. А Традиция, как известно, одна из фундаментальных скреп, в отсутствие которых разваливается даже самое устойчивое сообщество.
Личность вне пространства и времени — что может быть страшнее для любой управляющей структуры?! Разрушители или созидатели, смутьяны или реформаторы равно опасны властям в силу мобильности, имморализма, готовности идти на все ради достижения своих целей, не считаясь с обычаями среды, в которой они оказались. Революционеры всех времен и народов после захвата власти пытались сгоряча смыть все «до основания, а затем» начать с чистого листа. Но вскоре им приходилось создавать собственное «славное прошлое», пусть даже ему, прошлому, без году неделя, придумывать новые праздничные даты взамен старых, новые ритуалы взамен отмененных, словом, имитировать Традицию.
При определенных благоприятных условиях имитация со временем восстанавливает связь времени, вправляет его суставы, как сказал бы персонаж одного известного драматурга.
Личность, адекватная времени и месту, добивается порой больше, чем возмутитель спокойствия, но и деяния его бывают не менее разрушительны для Традиции, поскольку он не является чужеродным телом, а плотью от плоти своего рода, племени, города. И как вирус поражает клетку за клеткой общественного организма. Процесс поначалу идет незаметно, но со временем болезнь становится явной, и даже отсечение пораженного органа не помогает — метастазы уже распространились по всему телу.
Личность Цезаря настолько богато освещена современниками и следующими за ними поколениями подражателей, почитателей или хулителей, что сквозь ее призму вполне можно вычленить любую часть спектра некоего самодостаточного мироустройства, которое можно назвать одним словом — Рим.
Неумолимое движение времени подобно волнам — на песок берегов истории выносятся ракушки, галька, иногда янтарь, а после бурь и обломки крушений… Но остаются только песок и камни на песке. С каждой волной камней все меньше и меньше. Одни уносит вода, другие погружаются в зыбучую топь забвения. Появляются новые камешки — их ждет та же судьба. Но среди бескрайней глади можно разглядеть валуны, перед которыми, казалось, бессильны вода и ветер времени.
Можно ли сравнить Гая Юлия Цезаря с таким валуном? Вполне!
Знаковая фигура, своего рода «точка сборки» западной цивилизации, хотя некоторые апологеты изо всех сил пытаются возвести ее истоки ко временам греческих демократий. Однако именно цезаризм стал движущей силой развития Европы на многие века и тысячелетия, а всяческие умаления роли личности в истории и реверансы в сторону масс — всего лишь смазка для колесниц, которые влекут пасомые народы.
Беллетристическая героизация Цезаря во многом определила его образ в обыденном сознании — великий деятель, вершитель великих деяний во времена великих событий. В отличие от многих других, которые запомнились лишь одной или двумя характерными чертами, как правило, злодейского свойства, Гай Юлий вполне человечен. Противоречивая натура и, как говорится, находка для творческого пера.
Любителя исторических разысканий подстерегает опасность разочарования — при ближайшем рассмотрении или чрезмерном погружении в источники Цезарь в какой-то миг может показаться весьма скучной персоной, которая во многом подчинялась обстоятельствам и лишь в редких случаях подчиняла обстоятельства своей воле. Действительно, почему именно он так основательно запечатлелся в массовом сознании, а не Помпей, прозванный Великим, или чудовищно богатый Красс, победитель Спартака? Ведь это были деятели, вполне равные ему по способностям и силе. А Сулла, диктатор, чьи деяния запустили механизм окончательного демонтажа Республики? А хитроумный политикан Цицерон, которого мы вспоминаем только как учителя ораторского мастерства? Принципиальнейший до оскомины Катон?
