Татьяна Воронина, Илья Утехин
Реконструкция смысла в анализе интервью: тематические доминанты и скрытая полемика
1
Предварительные замечания
В этой статье мы попытаемся сформулировать некоторые соображения о технике анализа устноисторического интервью и проиллюстрировать эти соображения конкретным примером. Предполагается, что результатом анализа должно быть некое новое знание по сравнению с тем, что уже высказано информантом в интервью. Соответственно пересказ того, что сказал информант (или несколько информантов), хотя бы с элементами обобщения и даже с использованием научной терминологии, не может быть признан сам по себе результатом анализа — по крайней мере, того типа анализа, который имеется в виду ниже. Разумеется, рассказы, повествующие о личном опыте рассказчика, в принципе могут рассматриваться как источник информации самого разного рода — специалисты в разных областях знаний (историки, психологи, социологи, лингвисты) увидят здесь разный объект.
Историки, обращающиеся к устноисторическим материалам, будут заинтересованы прежде всего вопросом о достоверности излагаемых фактов, а также особенностями исторической памяти и ее типическими проявлениями. Очевидно, что внимание к фактологической стороне дела требует учета целого ряда обстоятельств, к которым сводится в конечном счете критика устноисторического источника. Детали и обстоятельства излагаемых событий, отраженные в рассказе, появляются там как результат многоступенчатого отбора и интерпретации. Очевидец событий видел своими глазами лишь некоторые их аспекты, при этом заметив и восприняв то, что бросилось ему в глаза. Увиденное было осмыслено и запомнено в уже интерпретированном виде, причем память тоже произвела свой отбор. В частности, из-за того, что в дальнейшем под влиянием внешних обстоятельств и накопленного жизненного опыта человек мог переинтерпретировать событие в целом или значение его отдельных деталей. И наконец, интервью представляет собой результат взаимодействия с интервьюером, в ходе которого рассказ обретает свою форму — вот еще один «фильтр». Проследить действие каждого из этих этапов отбора и интерпретации по отдельности едва ли возможно на основании текста интервью, но их следует, как нам представляется, иметь в виду при интерпретации высказываний информанта о событиях, которые так или иначе уже известны исследователю из других источников.
Средством, при помощи которого рассказчик интерпретирует события в повествовании, является речь. Тут мы сошлемся на восходящее к Соссюру противопоставление языка и речи: если язык представляет собой систему, код, то речь является реализацией этой системы, сообщением. Правила языка (включая значение слов) определяют строительный материал, из которого формируется высказывание, в том числе и повествование, но строение речи (текста; в нашем случае повествования) определяется закономерностями более высокого уровня, нежели собственно лингвистический. Эти закономерности применительно к письменному повествованию исследуют такие дисциплины, как лингвистика текста, нарратология и в последние годы так называемый критический анализ дискурса; повествование в спонтанной устной речи стало предметом изучения в социолингвистике. Мы в значительной мере следуем этой традиции, задаваясь вопросами о целях, которые ставит перед собой рассказчик, и средствах, при помощи которых он этих целей достигает. С нашей точки зрения, оправдано внимание не только к тому, что рассказано, но и к тому, как, в каком контексте и почему именно так рассказано; все это тоже может оказаться для исследователя ценным источником.
Итак, предметом анализа является текст интервью, транскрибированный с аудиозаписи. В данном случае информант знал заранее, какая тема интересует исследователя, и, более того, ему было известно, что интересы исследователя сформулированы в специальном вопроснике. Однако в ходе интервью список вопросов непосредственно не использовался ни информантом, ни интервьюером, и информант не был ознакомлен с содержанием вопросника. В соответствии с принятой при проведении интервью методикой[1] предполагается, что интервьюер дает информанту возможность самостоятельно выбирать темы и сюжеты, выстраивать свой рассказ. Активность интервьюера проявляется лишь в завершающей части интервью, когда, после того как информант рассказал все, что мог или хотел сказать, задаются уточняющие вопросы.
Текст такого рассказа чаще всего не является связным повествовательным текстом с единым сюжетом. Он представляет собой цепочку смысловых блоков, так или иначе связанных друг с другом. Внутри этих блоков мы находим высказывания разного рода: повествовательные, описательные, обобщающие, оценочные и другие, причем сами эти блоки могут обладать сложной внутренней структурой. Цепочка смысловых блоков чаще всего обрамлена вводными и заключающими высказываниями, образующими своеобразные рамочные элементы по отношению к тому, что изложено в основной части.
При анализе интервью мы предполагаем, что:
С 19) появление в рассказе того или иного смыслового блока, а внутри блока — тех или иных подробностей не случайно;
С 19) не случайны место в рассказе и последовательность появления смысловых блоков, а переход рассказчика от одного блока к другому отражает ассоциации и намерения рассказчика;
С 19) упоминание именно этих, а не иных реалий, лиц и обстоятельств, высказывание именно этих, а не иных оценок либо же неупоминание определенных событий тоже может быть информативно сразу в нескольких отношениях.
Исследователь может использовать наблюдения над структурой и формой рассказа для своих выводов о системе представлений рассказчика; о навыках и приемах рассказывания, которыми владеет информант («нарративная компетенция»); о способах, к которым прибегает рассказчик, чтобы придать связность данному развертывающемуся тексту; об «образе» описываемого события, сохранившемся в памяти рассказчика; о стремлении создать у слушателя посредством рассказа определенный образ события; о стремлении создать у слушателя посредством рассказа определенный образ себя; о том, какие источники тех или иных формулировок и оценок («голоса») можно проследить в тексте рассказа.
Мы исходим из того, что каждый шаг монолога информанта является действием, оправданным в свете того, как рассказчик понимает общие цели рассказа, ожидания слушающего и уместность тех или иных речевых действий в данный момент. Существенно, что монолог рассказчика в таком понимании оказывается свернутым диалогом, предусматривающим на каждом своем шаге учет интересов и ожиданий собеседника, ответ на его воображаемые вопросы. Как ни странно, этот тезис остается верным даже применительно к монолитным и воспроизводимым в который раз текстам: тут весь текст в целом оказывается ходом в воображаемой полемике, ответом на набор воображаемых вопросов и аргументов.
