Вручена премия Довлатова
04/09/2011 10:50
© Сергей Вдовин / ИТАР-ТАСС
Эдуард Кочергин
В субботу, 3 сентября, в Петербурге прошла церемония вручения премии имени Сергея Довлатова за достижения в современной отечественной прозе. Диплом и 100 тысяч рублей от Фонда Бориса Ельцина получил Эдуард Кочергин за книги «Ангелова кукла» и «Крещенные крестами».
?Получая диплом, который нарисовал Александр Флоренский, оформлявший собрание сочинений Довлатова, лауреат премии заявил, что «это лучший диплом, который приходилось получать за всю жизнь, очень довлатовский: без официоза и гербов», передаетРИА Новости.
Помимо Кочергина в шорт-лист премии входили Андрей Аствацатуров («Скунс-камера»), Игорь Голубенцов «Точка Цзе»), Фигль-Мигль («Ты так любишь эти фильмы»), Лора Белоиван (рукопись «Чемоданный роман»), Владимир Сорокин («Метель»). В жюри премии входили Андрей Арьев, Валерий Попов, Татьяна Толстая, Елена Скульская и Александр Генис. Эдуард Кочергин, главный художник Большого драматического театра имени Товстоногова, уже получал в 2010 году премию «Национальный бестселлер» за «Крещенных крестами», где описал свое путешествие в Ленинград из детприемника НКВД в Омске, которое заняло у семилетнего мальчика почти шесть лет.
Эдуард Степанович Кочергин
22.09.1937
Род. в Ленинграде. Окончил Ленинградский ин-т театра, музыки и кино (1960). Гл. художникБольшого драматического театра им. Г.А.Товстоногова (с 1972).
Вел персональную рубрику в “Петербургском театральном ж-ле” (с 1992). Печатался как прозаик в ж-ле “Знамя” (1997, № 1; 1999, № 1).
Нар. художник России (1988), засл. деятель искусств РСФСР (1978), действительный член Академии художеств, профессор Санкт-Петербургского ин-та искусств им. И.Е.Репина. Гос. премия СССР (1990).
Живет в С.-Петербурге.
Опубликовано в журнале: «Знамя» 1999, №1
Эдуард КОЧЕРГИН
Рассказы питерских островов
Эдуард Кочергин
Рассказы питерских островов
“Трубадур” со Ждановской набережной
Памяти
Дашки Ботанической,
Ирки Карповской,
Проши с Малой Невки,
Таньки Босоножки,
Лидки Петроградской,
Шурки — Вечной Каурки,
Аринки Порченой,
а с нею и других
парколенинских промокашек
посвящаю этот рассказ
Вася Петроградский, между прочим, человечина знаменитая, правда, в среде людишек мелких и пьющих; но более известных “тачек” — безногих обрубков — в сороковые-пятидесятые годы на петроградских островах не водилось. Даже главный приларечный стукач-алкоголик Фарфоровое Ухо уважал его и предпочитал лишний раз не связываться. Почему этого важного стукача так неожиданно именовали — трудно определить. Разве что за уши, которые всегда производили впечатление бело-ледяных или отмороженных каким-то постоянным напряжением. Но Бог с ним, вернемся к Василию. Вообще-то непосвященные петроградские жильцы его звали просто моряком. Он им и был. Только война обрубила ему мощные ноги по самую сиделку и посадила бывшего матроса Краснознаменного Балтийского флота и бывшего корабельного запевалу в тачку — деревянный короб на шарикоподшипниковых колесах, а в ручищи дала толкашки для уличного передвижения. И с тех пор родная Петроградская сторона стала его палубой.
Передвигался он, жужжа, по улицам и переулкам, от одного питейного шалмана к другому пиво-водочному ларю. Ни одна рундучная сходка бухариков, ни один алкашный пир не обходились без него — трубадура, баяниста, запевалы. За один день он успевал объехать все основные питейные точки Петроградской стороны. А их у нас хватало.
На Гулярной улице, названной так еще в XVIII веке в честь находившегося на ней питейного дома, где в старину гуляли наши островные пращуры, почти напротив дома культуры фабрики “Светоч” стоял популярный у современных питухов ларь, работавший практически круглосуточно и называемый в народе “неугасимой свечой”. На углу Малого проспекта и Пионерской улицы торчал не менее известный рундук, прозываемый в честь ближайшего роддома имени Шредера “родильными радостями”. Там вкушали свои первые граммы счастливые отцы. На углу Зверинской улицы и Большого проспекта происходили братчины когда-то штурмовавших Кенигсберг и Берлин. Бармалеева улица имела даже два ларя, называвшихся “бармалеевыми заходами”. Дерябкин рынок окружен был целой россыпью питейных точек, поименованных петроградскими бухарями “усами Щорса” в честь проходящего мимо одноименного с героем гражданской войны проспекта. Кроме этих, было еще многое множество разных других заведений.
Каждое из них, кроме случайно заходящих клиентов, имело постоянных питухов, обладавших привилегиями. Последние могли нужную пайку водки или кружку пива получить в долг и назвать дающего уменьшительным именем. А Вася-моряк как местная знаменитость, более других пострадавшая в войне, мог опохмелиться иногда с утра маленькой кружкой пива бесплатно.
Итак, в своей шумной тачке, со старым клееным баяном за спиною, в неизменном флотском бушлате, в заломленной бескозырке и с бычком папиросы “Норд”, торчащим из-под огромных усов, начинал он поутру свое “плавание” по пьянским местам петроградских островов. Обладая явными хормейстерскими и организаторскими способностями, он у всех рундуков, куда “приплывал” после третьего захода, командовал: “Полундра! Кто пьет, тот и поет, — начинай, братва!” И через некоторое время безголосые, никогда не певшие чмыри-ханырики со стопарями водки и кружками пива в узлах рук сиплыми, пропитыми голосами пели тогдашние “бронетанковые” песни:
Сталин — наша слава боевая,
Сталин — нашей юности полет.
С песнями, борясь и побеждая,
Наш народ за Сталиным идет...
А неуемный Василий со своего низа “свирепствовал”, дирижируя, поправляя сбившихся и покрикивая на нерадивых.
Патронировали его невские дешевки со всех островов Петроградской стороны. Этот вид древнего женского промысла сейчас исчез из города, а в ту пору он был довольно заметен в наших речных местах. Многочисленный речной флот брал дешевок на рейс или на целую навигацию — одну на пять-шесть палубных мужиков, официально оформляя их уборщицами или судомойками. Кроме зарплаты, имели они, как все моряки, обмундирование и хорошую добавку “за любовь”. Баржевые мужики именовали их “тельняшками”. Рожденных ими детей на наших островах звали “дунькиными детьми”. Обзывалка эта, по легенде, была связана с Дунькиным переулком, когда-то существовавшим на нашей стороне, где атаманша Дунька в былые времена держала артель речных девушек.
Ближайшими подругами Васи Петроградского были две девушки — Лидка Петроградская и Шурка — Вечная Каурка. Они по очереди опекали его, буксируя тачку пьяного моряка в его “каюту” — летнюю халупу под лестницей в парадняке старого дома на Ждановской набережной*, недалеко от начала Большого проспекта. Обстирывали, подкармливали и возили на Геслеровский проспект в знаменитую баню, по лестницам которой стояли шикарно-огромные “тропические” пальмы, безумно нравившиеся моряку, а зимой забирали в свое тепло первого этажа побитого войною дома в Татарском переулке.
