Сергей Базунов - Михаил Глинка. Его жизнь и музыкальная деятельность

Семья Глинки. – Жизнь с бабушкой. – Первые впечатления. – Проблески музыкального чувства. – Первые учителя.

Около 1804 года в Смоленской губернии, верстах в двадцати от города Ельни, проживал в собственном своем имении, селе Новоспасском, отставной капитан Иван Николаевич Глинка. До нас дошло очень мало сведений о личности этого человека; но то, что мы знаем о нем, рисует его как неглупого и даже довольно образованного помещика так называемого «доброго старого времени». Время же это имело много характерных особенностей; оно в литературе более или менее исследовано и известно. Всякий порядочный молодой дворянин начинал карьеру службою, по преимуществу военною, затем привозил в деревню какой-нибудь чин вроде капитанского, как Иван Николаевич, женился и погружался в хозяйство. Досуга бывало много, достатков тоже, деньги считались на ассигнации; кругом стояли большие, еще не проданные леса. Все отношения были просты и патриархальны, никто еще и не мечтал о реформе, а «подданные» тогдашних господ повиновались не только за страх, но и за совесть, особенно если помещик был из числа добрых людей, как Иван Николаевич Глинка. Словом, жилось привольно. Многие из более достаточных помещиков держали у себя даже домашние оркестры, составленные из собственных крепостных людей, и по высокоторжественным дням семейных празднеств крепостные артисты исполняли разные пьесы, вроде знаменитого патриотического гимна «Гром победы раздавайся», русские песни, старинные увертюры теперь давно забытых немецких композиторов и т. п. Короче сказать, это было начало характерной александровской эпохи, и семейство Глинки можно считать типичным представителем тогдашней помещичьей среды.

20 мая 1804 года у Ивана Николаевича Глинки и жены его Евгении Андреевны, урожденной Глинки, родился сын Михаил. О педагогике или хотя бы только о физическом воспитании детей первого возраста тогда имели вообще самые смутные понятия, а маленький Глинка вдобавок тотчас после рождения поступил на руки к бабушке его, Фекле Александровне, никому не хотевшей доверить воспитание любимого внука. Чтобы понять, каково жилось мальчику с бабушкой, нужно знать, что Фекла Александровна была женщина уже очень престарелая. Она имела в семье отдельное помещение, где и жила с внуком, его кормилицей и нянькой почти безвыходно. Старуха больше всего на свете боялась простуды, притом не столько у себя, сколько у внука, и потому комнаты натапливали до 20 градусов, причем бедного мальчика еще безжалостно кутали в какую-то шубку. И такая жизнь продолжалась до самой смерти бабушки Феклы Александровны, то есть целых четыре года. Неудивительно поэтому, что ребенок рос слабым, нервным, был очень восприимчив ко всякого рода заболеваниям и эту болезненность сохранил потом на всю жизнь.

Здесь будет кстати высказать одно психологическое соображение, применимое, впрочем, не только к Глинке, но и ко всем детям, находящимся в его положении. Недостаток движения и отсутствие разнообразия внешних впечатлений толкнули маленького Глинку в область внутреннего мира, притом гораздо раньше, чем это происходит обычно: он рано стал проявлять заметную нервную впечатлительность и восприимчивость. Так, еще при жизни бабушки, то есть, стало быть, моложе четырех лет от роду, он уже выучился читать и читал, должно быть, недурно, потому что, по словам биографов, «восхищал бабушку отчетливым чтением священных книг». При этом не нужно забывать, что дело происходило в самом начале XIX столетия, когда никаких звуковых методов, никаких современных облегчений при изучении грамоты не было. Да и вообще грамота, особенно же отчетливое чтение, требует довольно сложной психической деятельности, а потому-то и не доступна самому первому возрасту, – у обыкновенных детей к четырем годам едва проявляются первые признаки разумно-сознательной жизни. Но дело в том, что Глинка не был обыкновенным ребенком…

С особенной силой и также очень рано стал привлекать Глинку мир звуков. По праздникам его водили в церковь, и говорят, что даже в самом первом возрасте церковное пение и звон колоколов производили на него неотразимое впечатление. Возвращаясь домой, он долго не мог отделаться от этих впечатлений, набирал медные тазы и подолгу звонил, подражая церковным колоколам. Когда впоследствии, на седьмом году, ему случилось быть в городе и слышать колокола самых разнообразных тембров, он безошибочно мог отличить звон каждой церкви и вообще проявлял необыкновенно тонкий слух.

Еще одно замечание, относящееся к первым годам жизни Глинки. Все детство свое он провел на руках женщин, окруженный женщинами, и затем в зрелом возрасте женское общество предпочитал всякому другому. Такое преобладание женского влияния отразилось очень решительно на его темпераменте, уже и без того мягком от природы. Мягкость его характера была до того велика, что часто переходила в совершенную слабость, в какую-то беспомощность, житейскую неумелость. Постоянно требовалось, чтобы кто-нибудь за ним ухаживал и устраивал его практические дела, в которые он никогда не вникал. Когда же такого человека налицо не оказывалось, наш гений приходил в беспокойство и с не свойственной ему энергией принимался отыскивать себе новую нянюшку. Обыкновенно таковая скоро находилась, и добрейший Михаил Иванович успокаивался, улыбаясь своею кроткой, незлобиво-лукавой улыбкой. Как очень умный человек, он хорошо понимал свое положение…

Да, он понимал свою роль в мире и знал, что «не для корысти», менее всего для каких бы то ни было «битв» и «не для житейского волненья» создана его гениальная и детски незлобивая душа. Мы еще не раз возвратимся к характеристике этого удивительного человека, здесь же сообщаем вышеприведенные сведения лишь для того, чтобы показать, где, когда и из какого источника развились основные свойства характера Глинки. Затем возвращаемся к фактам биографии.

По смерти бабушки Феклы Александровны жизнь маленького Глинки несколько изменилась: прекратилось прежнее затворничество, должно быть, сняли с мальчика и его вечную шубку; руководство воспитанием перешло к матери Глинки, Евгении Андреевне. «Матушка баловала меня менее, – говорит Глинка в своих „Записках“, – и старалась даже приучать к свежему воздуху, но эти попытки оставались по большей части без успеха». Начался период начального образования. На первый раз пригласили француженку Розу Ивановну в качестве бонны и какого-то архитектора для уроков рисования. Неизвестно, что именно внесла в душевную сокровищницу будущего гения Роза Ивановна, зато известно, что архитектор был человек очень усердный и все заставлял своего ученика рисовать глаза, носы и уши. В своей автобиографии Глинка упоминает об этих носах с обыкновенным своим добродушием и даже говорит, что успевал… Та же автобиография упоминает еще о некоем «любознательном, весьма приятного нрава старичке», который часто навещал семейство Глинки, рассказывал мальчику «о диких людях», тропических странах и вообще о чужих краях, а в заключение подарил ему книгу под заглавием «О странствиях вообще», издание времен Екатерины II. Глинка полагает, что рассказы старичка и упомянутые «Странствия» послужили основанием его страсти к путешествиям. Конечно, могло быть и так…