Ознакомительная версия.
Лея Трахтман-Палхан
Воспоминания. Из маленького Тель-Авива в Москву
©Мосты культуры/Гешарим, 2010
©Израиль Палхан
Все права защищены. Никакая часть электронной версии этой книги не может быть воспроизведена в какой бы то ни было форме и какими бы то ни было средствами, включая размещение в сети Интернет и в корпоративных сетях, для частного и публичного использования без письменного разрешения владельца авторских прав.
©Электронная версия книги подготовлена компанией ЛитРес ( www.litres.ru)
На одной из семейных встреч в 1985 году мой старший сын Эрик собрал вокруг меня внуков и попросил: «Мама, расскажи нам, пожалуйста, о своем детстве». Он включил магнитофон, и я начала рассказывать:
«Я сижу на завалинке нашего дома. Справа от меня стоит тарелка, которую мама только что вынесла для меня из дома, с нарезанными ломтиками ароматного огурца и куском черного украинского хлеба. Правой рукой я ем из тарелки, а в левой руке держу, прижимая к себе, свою любимую куклу. Голова моей куклы из фарфора, лицо ее белое с розовыми щеками, глаза черные и волос черный. Тело куклы из чулка, набитого тряпками. В саду дома напротив цветет акация. Акация на Украине – это высокие деревья. Запах цветущей акации вокруг. Мы, дети, любили сосать маленькие сладковатые цветочки акации. Солнце светит. Я сижу, смотрю на прекрасный мир со страхом и думаю: «Вот из-за этого дома с цветущим садом могут вдруг ворваться в местечко бандиты на конях с шашками в руках, и тогда наступит тьма». Я помню ощущение контраста, которое я не могла выразить тогда словами, между красотой мира и жестокостью погромщиков. Я была поражена и озадачена сосуществованием двух этих крайностей, которые я увидела, как только открыла глаза на этот прекрасный и жестокий мир. Хорошо помню чувства беззащитности и страха, переполнявшие меня тогда».
Приступив через некоторое время к воспоминаниям, я решила писать их в хронологическом порядке. Ведь я помню жизнь в местечке до наступления погромов, период мирной жизни. А чтобы мои записи были понятны младшим сестрам и брату, а также моим внукам, я решила писать на иврите.
Часть первая. Из маленького Тель-Авива в Москву
Я родилась 2 ноября 1913 года в местечке Соколивка (Юстинград) на Украине в бывшей Киевской губернии. Моя мать Хая Таратута была родом из местечка Кенеле, а мой отец Иосиф Трахтман – из местечка Соколивка.
В фильме «Ентл» показано местечко, очень похожее на местечко, где жил мой дед Биньямин Таратута в Кенеле. Я увидела в фильме дом, который выглядит копией дома моего деда.
Наше местечко называлось Соколивка, как и украинская деревня, к которой оно примыкало. А официально оно называлось Юстинград. Большинство построек в местечке составляли мазанки (т. е. построенные из глины и соломы). Дома зажиточных людей строились из дерева или красного кирпича. Из кирпича были построены конфетная фабрика, баня. За баней находился дом раввина, тоже кирпичный, с красивым садом вокруг. Я помню раввина в традиционной одежде, спускающегося по широкой лестнице в сад. Таких домов было мало. В местечке не было ни шоссейных дорог, ни тротуаров. Осень и зиму местечко утопало в болоте и снегу. Я очень любила весну, канун Пасхи, когда мы, дети, могли играть и бегать по высохшим тропинкам.
Мои родители снимали квартиру, не было у них своего дома. Первая наша квартира была в доме семьи Дозорец (в доме дедушки нынешнего начальника Генерального штаба Армии обороны Израиля Дана Шомрона). Их отца уже не было в живых, а мать уходила утром из дома. И мои родители уходили утром в свою лавку. Целыми днями оставались мы с хозяйскими детьми, которые были старше нас. Они играли и ухаживали за нами, маленькими. В этом доме родилась моя сестра Мирьям – третья дочь в нашей семье. Я помню ее рождение. Там была еще одна квартирантка, которая жила там с маленьким сыном. Она страдала манией чистоты и всегда, убирая свою квартиру, громко кричала на сына.
Ночью приснился мне сон: «Соседка вытряхивает одеяло вместе с сыном около канавы снаружи двора и кричит на него». Я просыпаюсь от крика и вижу маму, лежащую в большой деревянной кровати родителей, напротив моей кушетки. У кровати стоит местечковая бабка-акушерка, вытаскивает из тела матери ребенка, покрытого кровью, и окунает его в деревянное корыто с водой в ногах маминой постели. Я громко заплакала. Папа зашел в комнату, наклонился ко мне и, чтобы успокоить меня, дал мне большую коробку из-под папирос. Так в возрасте трех лет я присутствовала при рождении моей сестры Мирьям.
Я помню сад во дворе семьи Дозорец. Я на руках у одной из дочерей Дозорцев. Мы стоим у дерева, и я лакомлюсь смолой с его ствола. Вдоль забора росла малина. Этот дом и дом раввина, что напротив, примыкали к жилищам украинских крестьян. Вечерами во время дойки мама брала нас (меня и сестру Тову, которая была старше меня почти на два года) к крестьянке, доившей корову, и та наливала нам по стакану теплого молока из стоящего рядом ведра. К нам часто заходил фельдшер, который делал уколы и прививки. Он был инвалидом Первой мировой войны, у него было что-то с горлом, и его речь звучала как «тик-так, тик-так». Я боялась его, начинала кричать и плакать при его появлении.
В этом доме мы жили до погромов.
Мы перехали в дом, расположенный недалеко от рынка. Через пустырь мы переходили к торговому ряду, где была и лавка моего отца. Рядом находилась большая площадь, на которой раз в неделю проходила ярмарка. Масса крестьян из окрестных деревень прибывали со своими повозками, полными товаров. Они продавали овощи, фрукты, а также лошадей и коров. Повозки заполняли всю площадь, было очень тесно. Мы, дети, тоже бывали там иногда. Я помню случай в ярмарочный день. Я стою в узком проходе между лавками. Вдруг появляется передо мною крестьянка, молодая, высокая, в украинской цветной шали на плечах и сапогах. А я босая. Она наступает каблуком на большой палец моей ноги, с силой нажимает на него и не отпускает, пока не появляется кровь. Какая ненависть! Поступать так по отношению к маленькой девочке только потому, что это – еврейский ребенок! Но были среди крестьян и другие люди. Например, те, которые дважды спасли жизнь моему отцу, о чем я расскажу в дальнейшем.
Дочь хозяина нашего дома была красивой девушкой, и мы, дети, ее очень любили. Я помню ее в тонком трикотажном свитере с черными и белыми полосками, с веселой и приятной улыбкой на нежном лице. Она сидит посреди комнаты на стуле, мы вокруг нее. Она уже обручена, и мы знакомы с ее молодым красивым женихом. А затем я вспоминаю ее сидящей на том же месте, плачущей горькими слезами: ее жениха убили бандиты по дороге из Умани, куда он ездил за товаром. Я тогда впервые услышала о бандитах-погромщиках и об убийствах евреев.
Ознакомительная версия.
