Ознакомительная версия.
Засим пришли хороший полный Служебник, где была бы вся Всенощная, Обедня и пр. (как видишь, я стал мистиком), а потом – это не так к спеху – латинско-русский словарь и книгу Овидия "Tristia" или "Metamorphoseis" с Фоэтоном (или Вергилия). Лучше сокращать пищу телесную, чтобы не пренебрегать духовной; посему я и сокращаю почти куренье.
Живу теперь, к несчастью, не в одиночной, а с сожителем. Он довольно молчалив, но все же лучше было одному, как первые три недели здесь, – тем более, что теперь все время под замком. Охрана довольно хорошая, самочувствие тоже.
* * *
От пленения Вавилонского день 111-й.
Сегодня вечером угнали новую партию в Вологду – почти всех. Я опять выскочил как больной. Следующая партия будет, вероятно, недели через две – и тогда вопрос, как мне поступать, проситься туда или продолжать болеть? В конце припишу адрес, через который мне можно доставить ответ. Постарайся узнать, к чему я присужден, – а что это так, у меня нет никаких сомнений; здесь, в нашем asylium'e[7], – только приговоренные к чему-нибудь. Извести меня о папа. Лиц старше 50 лет на работы посылают редко, в виде исключения. Возможна ли комбинация, что его пошлют? Тогда нам хорошо, конечно, быть вместе, причем туда, кажется, можете приехать и вы: сосланные выписывают семьи и извещают, что там сносно в продовольственном отношении.
Припиши от меня в Москву привет по случаю праздников. Поздравляю тебя и всех здешних с таковыми. Что делают Жорж, Параша, Кики де Кака?
Черт, как меня раздражает стоящий сзади и, кажется, читающий через плечо сожитель, шикарный присяжный поверенный Гензель. Он получает колоссальные посылки, жрет, как свинья, и никогда не делится. По утрам моет ноги одеколоном! Слава Богу, отошел, гнусный жидюга, делает вид, что не читал…
Последнюю свечу опять конфисковали, больше их не надо посылать. Тебе может быть интересно услышать новости нашего Шильона? Я был несколько раз на работах – от пиленья дров и разноса их по квартирам (на одной из них мне дала сострадательная кухарка несколько сухарей; в другом месте я украл несколько крупных картофелин) – до стирки казенных тюфяков. Паука еще не дрессировал, но убил много блох. Мы добиваемся всенощной и обедни на праздники. Умер строгий надзиратель (от пьянства), и теперь ослабления в режиме – днем почти не запирают. Слушая рассказы про дороговизну на воле, я не понимаю, как вы достаете посылки.
Итак, Вятка, Вологда, хвойный лес, копанье в снегу и изба с 2 фунтами хлеба… Все это довольно соблазнительно после подвалов.
Кстати, ты заметила грандиозность нашего здания внутри? Оно похоже на храм, вокзал, фабрику, купальни на курортах, и также холодно и сыро. Боюсь, что письмо это так не содержательно, что ты прекратишь заходить за обратными передачами. Книг я почти не отсылаю, хотя все прочел, так как они в чтении – теперь еще прибавились Жорж и Тараша, новые чтецы. Je donne tout et ne reçois rien, je fais tout et on ne me fait rien[8], как говорила бабушка в доброе старое время. Поздравь ее с праздниками. Как то проводит папа свое рожденье?
На меня находят часто воспоминания раннего детства, в связи с чем я написал и отделал следующий chef-d'œuvre[9]:
Ах, когда бы можно было
Умереть и возродиться
Под другими небесами
В новой, лучшей стороне.
Я глядел бы с изумленьем
На неведомое солнце;
Ветры, молнии и бури
Волновали бы меня.
Новый день и время года
Я встречал бы, точно праздник;
Зимней ночью сон тревожный
Мне мешать бы не посмел.
За таинственной калиткой
Открывал бы я нежданно
То чулан, то коридоры
Или сад моих отцов.
И заботой окруженный,
Я бы племени родного
Узнавал привычки, веру
И наследственный язык.
Вот впервые за усадьбу
Повели меня. Увидел
Я работы полевые
И ленивые стада…
Est-ce que ce sont des vers?[10] – спросили бы прадеды.
Bigre oui[11], и очень хорошие. Они меня трогают до истерики. Пока до свидания. Вот еще что, самое важное: перед отправкой на работы разрешают иногда звонить по телефону, и родственники приезжают на вокзал с теплыми вещами и таковыми же пожеланиями. Целую.
Боливар
* * *
Благодарю тебя за неожиданную рождественскую посылку. Она мне доставила огромное удовольствие. Вообще эти дни я празднично настроен: в начале недели убирали и чистили церковь, где с Троицы не было службы. Потом говел, в Сочельник исповедывался, 25-го причащался.
Доброе начальство принесло в коридор две сосны, на одной из них несколько электрических ламп и куски ваты. Кроме того, 25-го получили по ложке каши, кроме обычного супа. C'est touchant[12].
Продолжаю думать о работах – это, по-видимому, единственный и простой способ выйти на относительную свободу. Однако не слишком тороплюсь, боясь холодов, – а так недели через три, когда морозы спадут и зимы останется уже немного. Хочу отослать мой шикарный френч, продайте его – он мне больше не нужен, а деньги пригодятся в Вологде. Мне же взамен пришлите рубаху вольноопределяющегося (теплую, суконную), а если ее не найдете, то ту, которую я носил в Зиновьеве, полотняную (не китель).
Кончаю письмо, так как тушат свет. До свиданья, целую тебя, привет всем.
Даниил Заточник
* * *
Я сплю действительно на досках, но от сего не страдаю, благодаря мешку. Постельного белья не надо – не во дворце ведь, – а носильное белье – раз в две недели. En prison comme en prison[13]. Ho y меня нет рукавиц; пришли потеплее, на работах я без них мерзну.
Как грустно со Шпалерной! По слухам, там много строже, чем здесь.
В Вологду выписывались уже семьи – но не как правило, кто как попадет.
Русская Мысль мне очень нравится, не знал, что такой хороший журнал. Это наше Revue des Deux Mondes.
Итак, с Новым годом. Настроение у меня ровное. Читаю Библию Жоржа. Если можно, пришли и мне таковую, покомпактнее, на русском языке. Они, кажется, недороги.
У входа в Трубецкой бастион какой-то неунывающий остряк начертил надпись ворот ада ("Оставь надежду…" и т. д.). Это произвело на меня удручающее впечатление, и я думал, что масса шансов не выйти из этой клоаки. И вот, однако, вышел и не без юмора вспоминаю те сентябрьские дни. Да послужит это предзнаменованием и для будущего.
Больше обедни не разрешили, но и на том спасибо. Репрессий не ждем, на Арсенальной же за одну попытку запросить о всенощной церковь была немедленно обращена в кинематограф и зал для танцев.
До свиданья, крепко целую тебя[14].
Иоанн VI
Из воспоминаний Ирины Голицыной
Я была на кухне, готовя что-то из обычного овса – того самого, которым кормят лошадей. Его выдавали нам вместо хлеба. Мне удалось достать большую соленую селедку, и я пропустила все, сырой овес и селедку – с головой, костями и всем остальным, – через мясорубку. Я только что положила все это в большую кастрюлю и залила водой, когда внезапно дверь кухни отворилась, и вошел Кот. Я едва не уронила кастрюлю на пол от изумления. Неужели это Кот? Это было похоже на чудо.
О том, что происходило за сценой, мы узнали только много позже.
На следующий день после визита к Стасовой мама узнала, что единственный в мире человек, которого любит эта женщина, – ее родная сестра Яковлева. И что в это время Яковлева умирала от испанки. Мама поспешила к ней. Вначале ее не пустили, но потом, она каким-то образом прошла, приблизилась к постели умирающей, упала перед ней на колени и стала молить за сына. Она попросила Яковлеву сказать о ее просьбе сестре, когда та придет, оставила свое имя и вернулась домой.
После маминого ухода больной стало очень плохо. Было ясно, что она долго не проживет. Женщина, которая ухаживала за ней, срочно послала за ее сестрой. Когда та пришла, Яковлева стала без конца твердить ей одну и ту же фразу: "Верни матери ее сына! Верни матери сына!" В конце концов Стасова вышла в соседнюю комнату и там спросила, о какой матери и о каком сыне говорит ее сестра. Ей показали мамину записку. Любовь к сестре перевесила все, она вернулась к постели больной и сказала. "Хорошо, мать получит своего сына. Я сделаю то, о чем ты меня просишь".
Умирающая женщина улыбнулась с признательностью. С этого момента она пошла на поправку и через несколько дней была здорова.
Дмитрий Татищев – Вере Татищевой
Из писем января 1919 От Татищева Дмитрия, камера 108
Здесь, Церковный пер, 6, кв. 12
Вере Анатольевне Татищевой
Давно не имел писем, последнее получил прошлый вторник – с радостной вестью о Николае. Как-то живете вы? Ужасно тяжело так мало о вас знать. Я могу писать только два раза в неделю, вы можете чаще, пусть пишут девочки. Вы, кажется, можете писать мне и закрытые письма, конечно, будут здесь цензурировать.
Два раза не брали отсюда моих обратных посылок. Здесь недовольны тем, что им приходится носить вниз и обратно наверх, а так как я знаю, что вам приходится здесь долго дожидаться, то не лучше ли определить один день в неделю, когда я буду их приготовлять, но тогда уж пусть их берут. Назначим пока понедельник, потом напиши, какой день тебе удобнее.
Ознакомительная версия.