После завтрака встретились с Ёлкой. Я всё ей подробно рассказала, и мы долго хохотали.
— Теперь они к тебе больше не придут! — сказала Ёлка.
— Ты уверена? — Мне очень хотелось ещё раз это услышать.
— Абсолютно уверена. Так же, как я уверена в том, что никто не сможет тебя разбудить, если ты этого не хочешь!
Я обрадовалась, но мне было неудобно перед Ниной — мы так хорошо с ней пели. А я её к чёрту послала! Я сказала Ёлке, она подумала и ответила:
— Нина хорошая, она поймёт: это не ты сказала, а кто-то из глубины твоего сна!
Как всё здорово! И в лагере было хорошо, и домой вернулись — это замечательно, я скучаю без дома, особенно скучаю без Мамочки и Анночки. Анночка так обрадовалась, и я её сразу научила делать «ласточку» и «кольцо». У нас опять в лагере не было никаких кружков, но было много свободного времени, и мы друг другу показывали, кто что умеет.
31 августа был самый наш любимый праздник — годовщина свадьбы Мамы и Папы. Бабушка сделала очень много вкусных вещей, а мы с Ёлкой и Анночкой нарисовали праздничный весёлый плакат. И пришли, конечно, Садовские и Соболевы. Я показала им, как я стойку делаю. Дядя Миша сказал, что это ерунда, а не стойка, потому что я её об дверь делаю. Тётя Зина сказала, что он «дурак» и просто завидует. Папа хмыкнул, а Мамочка очень смеялась!
А сегодня 1 сентября 1945 года. Я иду в третий класс, в новую Ёлкину школу. Она на Безбожном переулке, почти у самой Мещанской, туда идти совсем недалеко — Банный, Капельский и Безбожный. По Безбожному ходит трамвай, и на последнем вагоне сзади мальчишки висят!
Я очень радуюсь новой школе — в Железнодорожной, когда ушла Мария Григорьевна, стало плохо, а теперь всё будет очень хорошо!
И вот я в новой школе, сижу недалеко от дверей, меня туда учительница посадила — по-моему, она хорошая и добрая. Я разглядываю девочек — хорошие девочки, улыбаются, разговаривают, но ко мне ещё никто не подходил. Ладно, потом со всеми познакомлюсь. Первый урок — арифметика, с арифметикой здесь у девочек не очень, ну и там было не очень! Я разглядываю девочек и вдруг вижу какую-то странность у одной. Она сидит на первой парте, в ряду, который у окна, но сидит не у окна. У неё красивые светлые волосы, они как-то непонятно все сверху собраны, а оттуда много локонов, локоны струятся вниз, до лопаток — они очень аккуратные и ровные. Очень красивая причёска! Но я ни в одной школе — а я уже учусь в четвёртой школе: две простых, две музыкалки — и два раза в лагере была — ни разу не видела такой причёски… у девочки! Учительниц тоже таких не видела. Меня вызывают к доске, я быстро пишу всё что надо, учительница меня хвалит, ставит пятёрку, я сажусь на место.
Звенит звонок. Сейчас, думаю, пойду знакомиться. И тут происходит странная вещь: учительница выходит из класса, а все девочки не идут, а просто бросаются к девочке с локонами, облепляют её так, что она и не видна, но сразу слышится шипящий гул: жу-жу-жу-жу-жу! Я смотрю — в классе за партой сижу только я, все остальные около той, с локонами.
Плохо дело, думаю, надо приготовиться — к чему, правда, не знаю, но чувствую, что-то будет! И сразу приготовилась. Девочки на меня всё время оглядываются, потом опять туда носами. Это смешно! По-моему, уже скоро переменка кончится, а они всё жужжат! Вдруг одна девочка отходит от этой плотной кучи, идёт ко мне. Ага, началось! Я выпрямляюсь, как Мамочка, откидываюсь немного на парте и делаю, как Ёлка, кривую голову. Девочка останавливается около меня, с ноги на ногу качается и молчит. Я тоже молчу, но сразу вспоминаю: где-то мы это читали — в Америке мужчины кладут ноги на стол, — и я думаю: вот здорово было бы сейчас ноги на парту положить, и усмехаюсь. У девочки в глазах то страх, то нахальство. Я молчу и спокойно на неё смотрю. И она наконец говорит, нахально говорит:
— Мэри сказала, чтобы ты к ней подошла!
В музыке есть очень много разных… действий, они обозначаются знаками. Есть такое действие — пауза, в это время никто не поёт и не играет. И я делаю паузу. У неё глаза бегают и моргают, и сама она не может стоять — качается и вихляется. Я паузу закончила и говорю спокойно:
— Если Мэри надо, она может сама ко мне подойти!
Девочка вздрагивает, поворачивается и бежит к Мэри.
Звенит звонок — переменка кончилась, но они всё равно там жужжат. Входит учительница и строго говорит:
— Почему вы не на своих местах?
Все быстро рассаживаются. Учительница другая, ведёт русский язык, она тоже хорошая и добрая, всё время улыбается, зовут Ксения Кузьминична. Седые волосы у неё собраны в большой пучок, глаза голубые, а платье тёмно-синее с белым воротничком. Она вызывает по очереди двух девочек — они читают из учебника. Первая неплохо читает, вторая спотыкается. Потом учительница вызывает меня, я выхожу к доске, она спрашивает очень ласково:
— Как тебя зовут?
— Нина, — говорю.
— Ниночка! — Она говорит это так ласково, что непонятно, как дело дальше пойдёт. — Почитай нам, пожалуйста, из этой книжки про осень! — И протягивает мне книжку.
Я беру книжку — она для взрослых, мелкий шрифт, но я уже много таких книжек читала — и читаю про осень. С выражением читаю. Она внимательно слушает и одновременно очень внимательно меня разглядывает.
— Спасибо! — вдруг говорит и берёт у меня книжку. — Ты хорошо читаешь! У тебя здесь учится сестра? — И улыбается такой улыбкой, что я немножко пугаюсь. Кажется, что на её лице что-то защёлкнулось, и непонятно, как это расщёлкнется обратно.
— Да, Элл очка, она в шестом классе учится! — Я знаю, она сейчас будет говорить, какая Ёлка умная и какая она отличница, но всё равно это приятно.
— Эллочка, — говорит учительница торжественно, — лучшая ученица в классе! И я уверена, что ты тоже будешь лучшей ученицей в классе! — Она расщёлкивает свою защёлкнутую улыбку и просто мне улыбается.
Ну уж нет, думаю, нам дома хватает одной отличницы! А у меня совсем другие планы. И улыбаюсь.
— Садись, Ниночка! Пять!
Я сажусь на место и думаю: две пятёрки ни за что, а потом будете тройки ставить из-за одной помарки. Ладно, пока всё хорошо!
На переменке выхожу в коридор — какой он широкий, длинный, окна большие, мне очень нравится эта школа. В коридоре много девочек — они смеются, разговаривают, иногда подпрыгивают, правда, никто не бегает. Ну ничего, я буду бегать — они привыкнут. Я иду, подпрыгиваю, всё разглядываю — здесь можно хорошо, очень хорошо побегать!
Вдруг чувствую, на меня кто-то смотрит. Я иногда чувствую, что на меня смотрят, и всегда ищу — откуда смотрят, кто смотрит? А тут искать даже нечего — не очень далеко, вижу, стоят две девочки, одна, по-моему, из нашего класса. Они видят, что я смотрю на них, прижимаются друг к другу плечами, головы чуть опускают и идут на меня. Мне становится смешно — сейчас вы у меня, как два мячика, разлетитесь!
