Когда я подошла к мужчине на расстояние около двух метров, он посмотрел прямо на меня. Страх испарился: эти голубые глаза и длинные волосы могли принадлежать студенту из старого фильма 70-х годов. Его взгляд был каким-то отстраненным. «Это несчастный человек», — подумала я. От него веяло такой беззащитностью, что во мне возникло спонтанное желание предложить ему помощь. Это звучит наивно, как детская убежденность в том, что все люди — добрые. Но когда этим утром он первый раз поднял на меня глаза, то показался потерянным и очень ранимым.
Да. Я выдержу этот экзамен. Я пройду на расстоянии, которое допускает узкий тротуар, мимо этого человека. Мне не нравилось сталкиваться с людьми вплотную, и я хотела попытаться пройти по меньшей мере так, чтобы не задеть его. Дальнейшее произошло очень быстро. В тот момент, когда я, опустив глаза, поравнялась с мужчиной, он резко обхватил меня за талию, приподнял и закинул через открытую дверь в машину. Для моего похищения потребовалось одно-единственное движение — как будто это было балетное па, которое мы отрепетировали вместе. Хореография кошмара.
Закричала ли я? Думаю, нет. Но все во мне превратилось в один сплошной крик, рвущийся наружу, но застрявший в горле: немой крик, как будто в ночном кошмаре, когда хочется кричать, но невозможно выдавить ни звука; когда хочется бежать, но ноги перестают слушаться, как будто увязая в глубоком песке. Сопротивлялась ли я? Попыталась ли помешать его идеальной инсценировке? Наверное, ведь на следующий день у меня был синяк под глазом. Я не могу вспомнить боль от удара, но помню парализующее чувство беззащитности. Мое похищение не составило преступнику большого труда. Он был 1,72 метра, а я только 1,50. Я была толстой и не особо поворотливой, а тут еще тяжелый рюкзак, сковывающий движения. Все заняло всего несколько секунд. Что меня похитили и я, скорее всего, должна умереть, стало мне ясно в тот момент, как дверь машины захлопнулась за мной. Перед моими глазами проплыли картины траурной церемонии по Дженифер, которую в январе изнасиловали и убили при попытке к бегству. Картины тревоги родителей за изнасилованную Карлу, найденную без сознания в пруду и умершую через неделю после этого. Тогда я задавалась вопросом: умереть, и что потом? Есть ли боль незадолго перед этим? И действительно ли виден свет?
Картины чередовались со сбивчивыми мыслями, кишащими в голове. «Неужели это действительно происходит? Со мной?» — спрашивал один голос. «Что за бредовая идея похищать ребенка, ничего не выйдет!» — говорил другой. «Почему я? — молил третий. — Я же маленькая и толстая и не подхожу под шаблон похитителей детей».
Голос похитителя вернул меня к реальности. Он приказал мне сесть на пол грузового отсека и не шевелиться. Попробуй я ослушаться, узнаю, что почем. После этого он залез на переднее сиденье автофургона и тронул машину с места. Между водительской кабиной и грузовым отсеком не было перегородки, и сзади я могла его видеть. И я могла слышать, как он нервно набирает номер в своем автотелефоне. Но, похоже, ему не удавалось дозвониться. В это время мысли в моей голове продолжали стучать дальше: «Потребует ли он выкуп? Кто ему заплатит? Куда он меня привезет? Что это за машина? Сколько сейчас времени?» Стекла автофургона, кроме узкой полоски на верхней части окна, были затонированы. С пола я не могла видеть, где мы едем, и не смела поднять голову настолько, чтобы посмотреть в переднее стекло. Поездка казалась мне долгой и бесцельной, вскоре я потеряла чувство времени и пространства. Только верхушки деревьев и столбы электропередачи давали ощущение, что мы ездим по кругу. Говорить. Ты должна с ним говорить. Но как? Как говорят с преступниками? Преступники не вызывают уважения, вежливое обращение показалось мне неуместным. Итак, «ты». Форма обращения, предназначенная, собственно, для людей, которые мне близки.
Я спросила первое, что мне пришло в голову: размер его ноги. Это я почерпнула из таких телевизионных передач, как «Дело номер XY не раскрыто». Нужно описать преступника как можно точнее, тут важна каждая мельчайшая деталь. Естественно, ответа не последовало. Вместо этого мужчина грубо приказал сидеть смирно, тогда со мной все будет в порядке. Не знаю до сих пор, как мне хватило мужества ослушаться его приказания. Наверное потому, что я была уверена, что все равно умру, что хуже быть просто не может. «Меня изнасилуют?» — был следующий вопрос. В этот раз я получила ответ. «Для этого ты слишком мала, — сказал он, — на такое я никогда не пойду». И снова начал набирать номер. Положив трубку, буркнул: «Сейчас я отвезу тебя в лес и передам другим.
Тогда я умываю руки». Это предложение он повторил несколько раз, быстро и нервно: «Сейчас я отвезу тебя в лес и передам другим. Тогда я умываю руки. Мы больше никогда не увидимся». Если он хотел нагнать на меня страху, то это ему удалось: от сообщения, что меня передадут «другим», у меня перехватило дыхание. От ужаса я оцепенела. Дальнейших слов не требовалось, я знала, о чем речь: тема детской порнографии месяцами не сходила с экранов и страниц газет. Начиная с прошлого лета не было ни одной недели, когда бы не говорилось о преступниках, похищающих детей, а потом насилующих их и снимающих все это на видео. Внутренним взором я четко видела: группа мужчин, которые затаскивают меня в подвал, хватают за разные части тела, в то время, пока другие снимают происходящее на камеру. До этого момента я была уверена, что скоро умру. То, что мне угрожало сейчас, было во сто раз хуже.
Я не знаю, как долго мы ехали, пока не остановились в одном из сосновых лесов, которых полно за Веной. Похититель заглушил мотор и снова начал звонить. Похоже, что-то шло не так. «Они не приходят, их здесь нет!» — ругался он. При этом выглядел испуганным и затравленным. Вполне возможно, это был просто трюк — этим он хотел объединиться со мной против этих «других», которым должен был меня передать, но они просто «кинули» его. А может, он вообще их придумал, чтобы увеличить мой страх и парализовать мою волю?
Похититель вылез из машины и приказал мне оставаться на месте. Я молча подчинилась. Не из такой ли машины хотела бежать Дженифер? Как представляла она себе эту попытку? И какую ошибку при этом совершила? В моей голове все смешалось. Если бы он не заблокировал дверь, я бы, возможно, смогла ее открыть. И что тогда? Два шага, и он рядом со мной. Я не умела быстро бегать. Я не имела понятия, в каком лесу мы находимся и в каком направлении мне мчаться. А еще здесь были «другие», которые хотели меня забрать, они могли оказаться поблизости. Я живо представляла, как они меня преследуют, хватают и швыряют на землю. И я видела себя трупом, присыпанным землей под сосной.
