Вышла сидящая на шее у родителей студенческая семья.
«Посократитесь немножечко, живите больше по-студенчески, а не по-графски. Вы хоть и графята, да прежде всего студенты», — пыталась вразумлять сына Александра Леонтьевна, но сокращаться Толстой не любил. Ни тогда, ни позднее. Свадьбу сыграли в июле 1902 года в Тургеневе, невеста была беременна и в январе 1903 родила графу сына, которого назвали Юрием. Однако трудных радостей отцовства молодой муж не изведал. В конце февраля младенца отвезли в Самару к бабушке с дедушкой, а Алексей Николаевич, рассказывая теперь в письмах из столицы домашним о своих успехах и проблемах, справлялся о наследнике:
«Ну-с, а пока передай наше родительское благословение дофину, и передай ему еще, чтобы он вел себя поприличнее, иначе, как сказал пророк Илья, “гнев родительский — гнев Божий” (…) P.S. Вышлите телеграфом деньги, ибо мы еще не получили их за май месяц и сидим без гроша на 12 копейках каждый».
Этот брак оказался недолгим. Довольно скоро стало понятно, что у молодых людей совершенно различные интересы, и даже общий ребенок их не связал. Рожанской был нужен в мужья добропорядочный инженер, она выходила замуж за предсказуемого, респектабельного человека с хорошими перспективами, окладом, карьерой и профессией, а Толстого все больше и больше тянула литература, дело с точки зрения реалистически мыслившей женщины и ее родни весьма ненадежное.
В душе молодого графа действительно шла в ту пору работа, он делал для себя важный внутренний выбор, чем будет заниматься в жизни — свободными искусствами или инженерией, и жена на этом пути ни единомышленницей, ни помощницей ему не была. Скорее наоборот — мешала.
«Я любил тетради, чернила, перья…»
Жорж Нива, известный французский славист и историк литературы, писал, что «граф Алексей Толстой вошел в русскую литературу, как Пьер Безухов — в петербургские салоны: небрежно, лениво». Это звучит очень красиво, а если учесть, что на Толстого, как на Пьера, неожиданно свалился графский титул и богатство, то по-своему глубоко (хотя если копать еще глубже — налицо не сходство, но вопиющая разница: Пьер палец о палец не ударил, чтоб стать графом и получить наследство, а Алексей Толстой и его матушка только этого и добивались), и все же вхождение Алексея Николаевича в литературу, особенно поначалу, не было таким уж стремительным и легким. И не все у него сразу получалось.
Свой первый сборник стихов, под простым названием «Лирика», Толстой издал за свой счет в 1907 году тиражом в 500 экземпляров с помощью своего дальнего родственника и любителя поэзии чиновника министерства путей сообщения Константина Петровича Фан-дер-Флита, про которого позднее писал, что «у него не хватало какого-то пустяка, винтика, чтобы стать гениальным в любой области».
На обложке книги были изображены белые птицы, машущие крыльями в синем тумане, а под обложкой туманные стихи самого дурного символистского пошиба, над чем впоследствии потешались акмеисты.
Белый сумрак, однотонно,
Полутени, полузвуки,
Стоны скрипки полусонно…
Призрак счастья жгучей муки.
Успеха «жгучья мука» не имела.
А еще было у этой книги посвящение: «Тебе, моя жемчужина». Относилось оно к молодой художнице Софье Исааковне Дымшиц, с которой Толстой познакомился в Дрездене и стал за ней настойчиво ухаживать. По всей видимости, Софья Исааковна отнеслась к этим знакам внимания благосклонно, но брат ее, студент Рижского политехнического института Лев Исаакович Дымшиц, зная о том, что у Толстого есть жена и ребенок, велел Софье Исааковне уехать в Петербург. Разлука не остудила молодой страсти, и, вернувшись в столицу, граф возобновил ухаживания. Софья Исааковна была замужней дамой, к тому же иудейкой по вероисповеданию, состояла замужем за иудеем (правда, с мужем давно не жила), и поначалу не стремилась стать графиней Толстой. Ее влекло искусство, и это создавало у молодых людей общность интересов, которая позволяла им встречаться на нейтральной территории, ибо в патриархальном доме у Софьи Исааковны визитов Толстого не потерпели бы.
Они вместе посещали художественную школу, Толстой к той поре еще окончательно не решил, кем он станет — поэтом или художником, однако в своем отношении к Дымшиц определился наверняка.
«Однажды весной 1907 года Алексей Николаевич явился в школу Егорнова, облаченный в сюртук, торжественный, застегнутый на все пуговицы. Оставшись со мной наедине, он сделал мне предложение стать его женой. В ответ я обрисовала ему всю нелепость нашего положения: я — неразведенная жена, он — неразведенный муж. Но Алексей Николаевич продолжал настаивать, заявил, что его решение куплено ценой глубоких переживаний, говорил, что его разрыв с семьей предрешен, и требовал моего ухода из семьи. Все же мы в этот раз ни до чего не договорились и в следующие дни еще неоднократно обсуждали наши радостные чувства и невеселые обстоятельства. Наконец, желая окончательно проверить чувства Алексея Николаевича к его семье и ко мне, я предложила, чтобы он с Юлией Васильевной совершил заграничную поездку».
Толстой послушался и уехал в Италию с Рожанской, но уже через месяц вернулся в Питер один. На этот раз прогонять его Софья Исааковна не стала, а ушла из дома сама, и их счастливый беззаконный роман удивительным образом показывает, как сильно переменилась русская жизнь с той поры, когда уходила от мужа графиня Толстая, урожденная Тургенева.
Любовники сняли дачу в финском местечке Лутахенде, где соседом их случайно оказался молодой и амбициозный литературный критик Корней Чуковский, с которым Толстого связывали в дальнейшем чрезвычайно прихотливые и непростые отношения, но пока что все было безоблачным, и Чуковский относился к молодой паре с чувством легкого превосходства и покровительства.
«Так же немощны были стихи, которые он напечатал в первом своем сборнике “Лирика”, за несколько месяцев до того, как поселился у нас в Лутахенде. Ничто не предвещало его блестящего литературного будущего, когда в начале 1908 года он уехал из Петербурга в Париж».
Перед отъездом художник Бакст сказал Толстому: «Из вас кроме ремесленника ничего не получится. Художником вы не будете. Занимайтесь лучше литературой. А Софья Исааковна пусть учится живописи».
По всей вероятности, душевное состояние человека, которому художники советовали заниматься литературой, а литераторы не советовали ничего, было не самым легким, но в той драматической ситуации проявилась замечательная способность нашего героя не падать духом, и за свое упорство и самообладание он был вознагражден. Пребывание Толстого в Париже оказалось не просто приятным или удачным, не только свадебным путешествием, каковым оно замышлялось, оно было тем счастливым билетом, который вытянул молодой граф и с этим билетом вошел в русскую литературу.
