По поводу основания в 1826 году Отдельного корпуса жандармов, т. е. новоучреждённой политической полиции, права, обязанности и функции которой были в правительственных актах того времени очерчены весьма туманно, рассказывали, что на вопрос графа Бенкендорфа, назначенного главой этого новосозданного Отдельного корпуса жандармов, каковы должны быть функции его, Император Николай I вынул носовой платок и, передавая его Бенкендорфу, сказал: «Ты будешь вытирать им слёзы несчастных…»[40]
К этому анекдотическому слуху, получившему в русском обществе широкое распространение, лучше всего может быть приложена известная итальянская поговорка: Se non ё vero, ё ben trovato[41].
Анекдот этот недостоверен уже потому, что графу Бенкендорфу, который сам же докладывал Императору Николаю I в поданной им записке о необходимости создать Отдельный корпус жандармов, едва ли приходилось справляться у Императора, уже после учреждения этой организации, об её функциях! Но этот анекдотический слух в то же время характерен, так как действительно функции этой новой и ответственной организации были очерчены очень неясно.
История с платком, имевшим своё назначение «утирать слёзы несчастных», рисует как самого Императора, так и его приближенного генерала парящими в облаках сентиментальной непрактичности. Как бы то ни было, несомненно, что в разных правительственных мероприятиях того времени было много нежизненной и идеалистической подкладки в подходе к разрешению вопросов как внутренней, так и внешней политики.
Посмотрим же, как стал функционировать Отдельный корпус жандармов, созданный в начале царствования Николая I и ко дню его кончины насчитывавший почти 30 лет деятельности. За это время он мог уже доказать на практике свою пригодность или ненужность и выявить неправильности в организации.
Теперь мы знаем, что за все 30 лет своего существования Отдельный корпус жандармов прежде всего был не тем, для чего, собственно, он был создан. Единственной его политической чертой в том периоде было то, что он являлся просто «карающей рукой» Императора. Не кто иной, как Гоголь, своим гениальным пером подтверждает это моё суждение: история действующих лиц комедии «Ревизор» заканчивается появлением «провинциальной» фигуры российского жандарма, олицетворяющего «карающую руку» русского Императора или «правосудия», что для той эпохи одно и то же, и… как говорится, берёт всех действующих лиц — мошенников и плутов — за шиворот![42]
По замыслу своих творцов Отдельному корпусу жандармов надлежало не только «карать», но и своевременно «осведомлять» правительство о всяких нарушениях закона, злоупотреблениях и злоумышлениях. Фактически же о нарушителях закона, о злоупотреблениях и других преступлениях власть узнавала post factum[43]: злоупотребление совершалось, власть появлялась и нарушители закона так или иначе карались. Была ведь кроме Отдельного корпуса также и общая уголовная полиция! Однако, если в то время какое-нибудь конспиративное общество попыталось бы организовать ряд групп, объединённых целью противозаконной борьбы с правительством или посягавших на основной строй государства, то функционировавшая тогда «политическая полиция» — или Отдельный корпус жандармов — была бессильна бороться с такими противоправительственными начинаниями в силу целого ряда особенностей, о которых я скажу в дальнейшем. Правда, ввиду общего спокойствия и «политического затишья» в России той эпохи таких начинаний было немного, и если они и были открываемы правительством вовремя, то вовсе не потому, что тогдашняя «политическая полиция» была во всеоружии своего устройства, своей техники или благодаря особым талантам её руководителей. В то время население империи было настолько подавлено казавшейся мощью правительства, что всегда находился боязливый обыватель, который, боясь ответственности, так или иначе доводил сам представителей власти до «слухов», «данных» или «доказательств» о наличии «преступной» или просто «подозрительной» группы. Были также, само собой разумеется, доносы правительству, вызванные патриотическим образом мыслей. Вот тогда-то и появлялась на сцену «карающая рука» в виде жандарма, и началась его служба как охранителя законов и основ государства.
Любая политическая полиция других государств во все времена получала регулярное осведомление из разных источников, которое тоже всегда и во все времена оплачивалось из специальных денежных сумм. У представителей Отдельного корпуса жандармов того времени не было главного оружия в их предполагавшейся борьбе с противниками государственного строя: у них не было специально отпущенных на это дело средств. Но кроме этой основной причины неудовлетворительного функционирования Отдельного корпуса жандармов были и другие.
Тогдашнее российское императорское правительство и его шеф — Император — считали, что бесспорными и патентованными патриотами и опорой трона могут быть только люди, прошедшие военную школу, пропитанную дисциплиной и патриотизмом с девизом «За Веру, Царя и Отечество». Правда, они, эти русские военные, иногда, как, например, в бунте декабристов, выступали против власти. Но это были единицы, а всё русское офицерство в массе, конечно, было и предано царю, и настроено и воспитано в духе патриотизма и преданности трону.
Декабристы и их движение не имели широкого распространения в народной толще, и царствование Императора Николая I было одним из самых спокойных. Это было время, когда без всяких полицейских мер и предосторожностей монарх открыто, пешком или в экипаже, появлялся среди толпы своих подданных. Но именно в то время, с началом царствования Императора Николая I, возникла так называемая политическая полиция, она, эта полиция, была в зачаточном состоянии, и функции её были столь неопределённо очерчены, а персонал её чинов был столь несведущ и неопытен в новом деле, что, конечно, свободное появление Императора на народных гуляньях и даже маскарадах не было обеспечено какой-либо бдительностью со стороны этой полиции.
С другой стороны, движение декабристов заставило тогдашнее правительство задуматься о мерах противодействия и о необходимости быть осведомлённым о «настроении умов» хотя бы «передовой» части русского общества.
Близкое и доверенное лицо Государя, генерал Бенкендорф, в 1826 году подало ему записку, написанную туманным и высоким стилем, в которой, в весьма запутанной фразеологии, доказывалась необходимость учредить особую политическую полицию. Граф Бенкендорф, между прочим, писал следующее: «Событие 14 декабря 1825 г. и ужасные заговоры, которые в течение десяти лет подготовляли этот взрыв, достаточно доказывают как ничтожность имперской полиции, так и неизбежную необходимость организации таковой. Для того чтобы полиция была хороша и охватывала всё пространство империи, она должна иметь один известный центр и разветвления, проникающие во все пункты; нужно, чтобы её боялись и уважали за моральные качества её начальника. Он должен называться министром полиции и инспектором жандармов. Только этот титул даст ему расположение всех честных людей, которые хотели бы предупредить правительство о некоторых заговорах или сообщить ему интересные новости…»[44]
