Ознакомительная версия.
Намекаю Францу, что он мог бы вернуться в Урфельд один, однако приятель, кажется, не понимает, что его присутствие не обязательно.
Наконец бедняга уходит, потупив взор и, вероятно, сетуя на непостоянство моей дружбы.
Но ведь не каждый день встречаешь Бригитту!
Оставшись наедине, мы чувствуем, что разговор не клеится.
Я трогаю ее за руку.
– Может, что-нибудь выпьем? Кафе не очень шумны в такой час. Сможем поболтать.
Она с улыбкой принимает приглашение и кивает. Мы входим в небольшой пивной зал.
Когда мы устраиваемся за столиком, я спрашиваю:
– Пиво, сок, вермут?
Сразу видно, что у нее небольшой опыт посещения кафе с молодым человеком. Она несколько смущена, но роняет застенчиво:
– Лимонад, если не возражаете.
Уверенность вновь покидает меня, я утрачиваю покровительственную манеру поведения, которой держался ранее. Почему именно, не знаю.
Она начинает неумолчно болтать, возможно чтобы скрыть смущение. Ее полные, ужасно соблазнительные губы формулируют глупые, малозначащие фразы, которые я слушаю с таким интересом, будто она подробно разбирает произведения Дитриха или Розенберга.
Я замечаю ее удивительно белые зубы и вижу ее крохотный кончик языка, появляющийся в момент, когда она произносит определенные буквы. Вижу веснушки, ямочки на щеках, зелено-голубые глаза, крохотную родинку по одну сторону от носика…
– Вы меня даже не слышите, – вдруг жалуется она.
Опешив, улыбаюсь ей.
– В жизни встречаются два типа людей, – говорит она. – Есть такие, которые с первого взгляда не нравятся и которым не доверяешь, однако встречаются люди, с которыми чувствуешь себя как дома. Думаю, что вы…
Она смотрит мне в глаза, затем краснеет.
Я беру ее руку, которую она благоразумно держит на колене.
– Что я?
Она отдергивает руку, хватает сумочку из-за спины и вскакивает.
– Пойдемте?
Оставляю на столике марку, и мы уходим, сопровождаемые равнодушными взглядами посетителей пивного зала и угодливой улыбкой официанта.
Не говоря ни слова, отправляемся на набережную Изара. Уже темно, и липы на набережной испускают почти пьянящий аромат. Вокруг уличных фонарей кружатся мириады насекомых.
Идем вдоль набережной и на каждом шагу встречаем пары влюбленных, держащихся за руки.
Наконец находим свободную скамью и садимся. Мимо течет река, в ее темных водах отражается голубоватый свет фонарей на острове Пратер и мосту Максимилиана.
Обнимаю ее и прижимаю к себе…
– Я все еще в ожидании. Ты не закончила своего предложения…
В темноте чувствую, как она смотрит на меня и нежно мурлычет:
– Думаю, ты один из тех, которые мне нравятся.
Я не осознаю случившегося, когда мои губы прижимаются к ее губам, которые наполняют меня желанием.
Мы договорились встретиться на следующий день на углу Гётеплац и Хёберштрассе.
Она появляется, улыбаясь. Ее фигуру плотно облегает палевый костюм. Он очень идет ей, подчеркивая тонкую талию и восхитительные бедра. Сегодня ее волосы не стянуты на затылке, но свободно ниспадают на плечи. Легкий макияж. Я особенно не удивляюсь, поскольку знаю, что она не состоит в БДМ (Bund Deutscher Mädel – нацистская организация немецких девушек, весьма строгая в вопросах морали. Макияж ею не признавался. – Ред.).
– Привет, герр Петер, – говорит она с улыбкой.
– Вчера, – отвечаю, – было достаточно одного «Петера»…
Молча она берет мою руку.
Автобус на Штарнберг уже собирается отправляться. Мы вбегаем в него за мгновение до того, как билетер закрывает двери.
Остановка через час. Мы – у озера. Хотя август почти закончился, а с ним и летний сезон, на берегах озера Штарнбергер-Зе много людей. На каменной стенке сидят парни и девушки в купальных костюмах. Они разговаривают и громко смеются. Другие играют в пляжный волейбол.
Поворачиваюсь к Бригитте:
– Будем купаться? Что скажешь?
Чуть покраснев, она отвечает:
– Если хочешь, Петер… Мне нравится купаться.
Мы спускаемся на пляж и направляемся к домику, стены которого обклеены ярко раскрашенными плакатами. Я знаю, что там можно взять в аренду купальные костюмы.
Все раздевалки заняты. Пока ждем, предлагаю Бригитте сходить в бар. Там вокруг нас полуголые парни и девушки, и, как ни странно, мы в одежде чувствуем себя смущенными.
Через несколько минут подходит распорядитель пляжа и сообщает, что кабина освободилась.
Мы следуем за ним и останавливаемся у дверцы, пока он достает из кармана ключ. Прежде чем мы осознаем, что он делает, распорядитель заталкивает нас внутрь и закрывает за нами дверь.
Я слегка раздосадован таким оборотом дела. Не из-за себя, конечно, но из-за Бригитты. Моим первым импульсом было выйти наружу, но опасение подвергнуться насмешкам распорядителя, который, должно быть, ждет нашего выхода и своих чаевых, заставляет меня воздержаться и подумать.
Бригитта ничего не говорит. Она просто улыбается.
– Нам придется смириться с этим, – говорит она. – Надеюсь, ты будешь хорошим мальчиком, – продолжила она просительно.
Бригитта начинает раздеваться. Я поворачиваюсь к ней спиной и делаю то же самое.
Кабина очень тесная, и на мгновение я чувствую, как ее прохладное бедро прижимается к моей ноге.
Как ни глупо, чувствую, как краснею.
Вскоре мы выходим на пляж.
Бригитта выглядит воистину прекрасной в черном купальном костюме. Ее зелено-голубые глаза, каштановые волосы, бронзовая кожа спины – само совершенство.
От плавания получают удовольствие слишком много людей. После кратковременного погружения в воду мы ложимся на песок. Я просовываю руку под ее голову, и мы молча лежим так, позволяя солнечным лучам ласкать и согревать обнаженные участки наших тел.
Но время идет, а мне нужно возвращаться в Урфельд к восьми часам.
Мы возвращаемся в свою раздевалку.
На этот раз она прижимается телом ко мне. Я нежно обнимаю ее, так деликатно, словно хрупкую, ценную фаянсовую фигурку из Байройта.
Ее губы почти плотоядно впиваются в мои.
Мои руки гладят ее золотистые плечи, еще теплые от солнца.
Я чувствую вдруг, что она поддается.
– Нет, Петер! Нет… Мне страшно! Нет, нет… Это впервые… Петер, любимый!
Моя первая мужская победа…
2 сентября. День Седана. В течение двух дней «регулярная армия Пимпфена» (гитлерюгенд) оккупирует Урфельд. Этим полуднем и вечером члены организации должны участвовать в памятных церемониях по случаю капитуляции французов под Седаном в 1870 году.
В то же время они сеяли повсюду семена беспорядка и анархии, поскольку не могли прекратить играть в войну.
Этим утром, видимо, для того, чтобы держать себя в боевой готовности, они проводили «маневры» в лесу Оберау. Они организовали великолепную игру, представлявшую имитацию пограничного конфликта.
Ознакомительная версия.
