Такое мнение о роли Устинова в Афганистане подтверждается и рассказом В. И. Болдина (бывшего помощника Горбачева) о том, что после смерти Андропова Горбачев предлагал Устинову принять на себя руководство, и об отказе Устинова: «Не мое это дело». Случай этот свидетельствует о том, что не был он безумным честолюбцем. Хотя, с другой стороны, этот вывод может показаться и достаточно поверхностным. Честолюбие, безусловно, было ему присуще: человек, всю жизнь отдавший делу, работавший на износ в верхних эшелонах власти, обязан обладать этим двигательным качеством. Но то, что он не был честолюбцем авантюрного склада у меня не вызывает сомнения. Многие, наверное, помнят это время, когда прошла невольно вызывающая подозрения череда мрачных событий в первой половине восьмидесятых годов: начало 1982 — смерть Суслова; конец 1982 — смерть Брежнева; начало 1984 — смерть Андропова; конец 1984 — смерть Устинова; весна 1985 — смерть Черненко. Ну насчет подозрительной цепочки тут сказано, пожалуй, зря, так как подозрительной цепочка могла выглядеть только издалека. Политбюро состояло из очень пожилых людей, и они сменяли друг друга на посту руководителя страны, стараясь не принимать в свой круг людей новых: они понимали, что наша социалистическая система очень неустойчива. И как мы увидели на примере Горбачева, опасались не зря. А тот, кто становился первым в Политбюро и таким образом ответственным за все, что происходило в стране, получал нагрузку, к которой был не готов и долго не выдерживал. Брежнев-то за почти два десятка лет как-то приспособился к такому положению ответственного за все, но в то же время ни за что уже фактически не отвечал, набрав себе невидимую команду помощников и референтов. Он понимал, что не тянет, и, по-моему, в последние годы мог делать попытки уползти с ковра, но остальные руководители страны, опасливо поглядывая друг на друга, вцепились в него и не отпускали!
Вернемся, однако, к временам работы над проектом сверхракеты.
Тогда распространилась легенда о выборе параметров ракеты Р7. Правда, проектанты ракеты этот рассказ не подтверждали, и не могу вспомнить, от кого и когда пришлось ее услышать, может быть, в НИИ-4? Содержание легенды таково: на каком-то этапе работ наши ядерщики объявили, что могут существенно уменьшить (чуть ли не в два раза) массу атомной бомбы. Естественно, возникает мысль, что стартовую массу ракеты также можно уменьшить чуть ли не в два раза и тем существенно снизить расходы! Но разработчики ракеты от этого отказались: «Ненадежные вы люди! Сегодня в два раза меньше, а завтра поймете, что масса бомбы или ее тепловой защиты не уменьшается, а возрастает, и вообще мы уже далеко зашли. А если уж действительно масса ядерной бомбы уменьшится, то мы возьмем больше топлива и увеличим дальность до десяти-двенадцати тысяч километров. Да идите вы куда подальше!» Известное упрямство и, интеллигентно выражаясь, сварливый характер Королева и основных проектантов ракеты П. И. Ермолаева и Е. Ф. Рязанова придают легенде правдоподобие. Если это действительно так было, то их несговорчивость очень помогла. При создании такой «переразмеренной» межконтинентальной ракеты мы получали мощную ракету-носитель для выведения на орбиту космических аппаратов. Впрочем, само это соображение (не уменьшать возможности будущей ракеты-носителя!) едва ли высказывалось вслух. Из этой же легенды следовало, что аналогичная ситуация возникла и у американцев: их ядерщики тоже на каком-то этапе снизили массу бомбы, но, в отличие от наших, их инженеры согласились на переделку ракеты «Атлас» и сам проект застрял: выиграли в качестве и логичности проекта, в деньгах, но проиграли во времени появления и в характеристиках будущей ракеты-носителя.
В письме в ЦК КПСС и Совет Министров СССР от 26 мая 1954 года Королев писал: «По Вашему указанию представляю докладную записку тов. Тихонравова М. К. «Об искусственном спутнике Земли». <…> Проводящиеся в настоящее время разработки нового изделия (ракету даже в секретных письмах называли изделием, само слово «ракета» было тогда, смешно сказать, словом сверхсекретным: конструкторы, то есть их начальство, надували щеки) с конечной скоростью до 7000 м/с позволяют говорить о возможности создания в ближайшие годы искусственного спутника Земли. Путем некоторого уменьшения веса полезного груза можно будет достичь необходимой для спутника конечной скорости 8000 м/с. Изделие-спутник может быть разработано на базе создающегося сейчас нового изделия, упомянутого выше, однако при серьезной доработке последнего. Мне кажется, что в настоящее время была бы своевременной и целесообразной организация научно-исследовательского отдела для проведения первых поисковых работ по спутнику и более детальной проработки комплекса вопросов, связанных с этой проблемой. Прошу Вашего решения…»
Тут все продумано: и сама достаточно естественная и правильная мысль использовать межконтинентальную ракету для выведения спутника Земли, и демонстрация бдительности и благонамеренного стремления запутать противника, называя ракету изделием, и намек на затраты («работы будет много: штаты, деньги давайте!»), и пиетет («только вы можете принять такое важное и гениальное решение»), и весомость доводов («работа предстоит сугубо научная и исследовательская»). Тем не менее письмо не возымело действия. Но через год, в 1955 году, американцы объявили, что в Международный геофизический год (то есть в 1957 году) они собираются запустить на орбиту искусственный спутник Земли. У нас наверху вспомнили о письме, и в 1955 году было принято секретное решение о начале работ по спутникам. Тогда же, в числе прочих мероприятий по этому решению, группу Тихонравова из военного научно-исследовательского института НИИ-4, в котором мы тогда работали, должны были перевести в конструкторское бюро Королева. Увы, дело кончилось тем, что практически отпустили только Тихонравова. Он и стал начальником того самого научно-исследовательского отдела (девятого отдела) по проектированию спутников. А прочих оставили в НИИ-4: самим пригодятся. Пришлось пробиваться к цели в одиночку. Тогда еще действовал закон, по которому никто не мог уйти с работы без согласия на то руководителя предприятия, и нарушение этого закона рассматривалось и преследовалось как уголовное преступление. Натуральное крепостное право! В 1956 году Хрущев решился отменить этот закон. Но «отмена крепостного права» не сразу начала действовать.
В отделе Тихонравова занимались проектированием спутников, а первые два (простейшие ПС-1 и ПС-2) уже летали. Первый ПС-1 действительно был простейшим. На нем находился только радиопередатчик, своим попискиванием (в радиодиапазоне) извещавший: «я на орбите». Так что праздник «начала космической эры» человечества — это Праздник Ракеты. И одновременно именно запуск ракеты обозначил как едва ли не важнейшую цель космических работ — «быть впереди». Неважно в чем и неважно зачем. Лишь бы быть первыми. Этой болезнью Бобчинского-Добчинского (кто первый сказал «Э») заболели на несколько десятилетий не только мы, но и американцы. Если создание ПС-1 еще можно было оправдать тем, что он сделан не только для того, чтобы высунуться вперед, но и для того, чтобы убедиться в первую очередь самим, что мы создали технические средства выведения на орбиту спутников Земли, проверить ракету-носитель в этом качестве, почувствовать проблемы, связанные с запуском спутников Земли, то изготовление и запуск ПС-2 с бедной лайкой на борту, которая заведомо должна была погибнуть через несколько суток от удушья и голода (средств возвращения собаки на Землю на ПС-2 не было и не могло быть: ведь они еще не были созданы), стал откровенной демонстрацией желания и Хрущева, и Королева, и целой армии чиновников «удивить мир злодейством» (по выражению Петра Флерова).
