Майя Бессараб - Так говорил Ландау

— Короче, пожалуйста, — попросил Дау.

— Короче нельзя.

— Тогда не надо совсем.

23 сентября 1937 года в застенках НКВД был расстрелян мой отец, Яков Иванович Бессараб, тридцати семи лет от роду. Отца я любила без памяти, и, если бы не Дау, не моя семья, я не пережила бы этой трагедии. Фактически я с тех пор жила в семье тётки, после школы ехала к ней, к счастью это было близко.

Будучи студенткой, я бывала там реже, раза два в неделю. Однажды тетушка сказала мужу:

— Дау, у тебя столько холостых учеников, а племянница не замужем.

— Я могу познакомить с красивым молодым человеком, который отдыхал вместе со мной минувшим летом в Гаспре. Вот я и приглашу его в гости.

Он тут же написал открытку, и недели через две знакомство состоялось. Виктор не мог не понравиться: он и внешне был хорош, и к тому же был скромен и застенчив. Через полтора месяца он сделал мне предложение, мы с ним подали заявление в ЗАГС.

Помню, я сидела у тётки на кухне и, обливаясь слезами, рассказывала ей об этом. Вдруг вошёл Дау. Узнав, в чём дело, он воскликнул:

— Что творится! Боже мой, Боже мой, что творится! Девушки плачут, что надо идти замуж!

Прошло полгода, на той же кухне Дау как-то спросил у меня:

— Ну, как тебе нравится быть замужней дамой?

При этом он странно улыбался, эта улыбка смутила меня, и я не знала, что ответить.

— Я спрошу иначе. Что тебе больше нравится: твой муж или любимые конфеты «Мишки»?

— «Мишки», — сдуру брякнула я.

Что тут началось! Дау вскочил, и, размахивая руками, воскликнул:

— Какой ужас! За кого я её выдал замуж! Впрочем я давно догадался, что красивые мужчины — плохие любовники. Они полагают, что женщина будет вполне удовлетворена, созерцая их красоту.

Кора ехидно заметила, что Дау проявляет слишком большой интерес к семейной жизни племянницы.

— Но меня это волнует, — пояснил Дау.

— Успокойся. Она ещё не вошла во вкус.

К сожалению, моя семейная жизнь не заладилась. Вероятно, оттого, что мы с Виктором жили в разных городах: я у мамы, он — в Алупке, ибо был начальником Крымской экспедиции ФИАНа. Ну какая же это семья! Для меня главное было — моё дитя. Я бросила институт: просто перестала туда ходить, даже отпуск не оформила. В нашей семье ребёнок всегда был центром мироздания, какая уж там учёба, иногородний муж, подруги! О муже я и думать забыла.

Мне всегда казалось, что никто не мог разобраться во всём, что происходит в жизни, лучше Дау. И, хотя я уже решила развестись, для меня очень важно было узнать его мнение.

— Я хочу развестись с Виктором, — начала я.

— Почему? В чём причина? — спросил Дау.

— Причина в том, что она дура, — не выдержала Кора. — Умные женщины мужей-профессоров не бросают.

— Коруша, не мешай. Так в чём причина?

— Причины никакой нет. Просто я его разлюбила.

— Ничего себе — нет причины! Да важнее этого ничего не может быть! — возмутился Дау.

— Но мама против. Она говорит, что в тот день, когда я с ним разведусь, она выбросится из окна.

— А ты и поверила! В жизни она этого не сделает. Она же не сумасшедшая. Это педагогика чистейшей воды.

Я шла домой спокойная, счастливая. Я снова поступлю в институт, закончу его. Буду работать, воспитывать дочку. А мама поймёт, она такая добрая.

— Коруша, у меня билеты в театр: англичане привезли «Гамлета». Но пьеса скучная. Ты пойдёшь?

— Нет. Возьми Майку, она будет счастлива.

Так я попала на гениального Пола Сколфилда, это было незабываемо. Когда он заговорил, меня охватил священный трепет, описать это невозможно. Дау тоже был потрясен:

— Я не ожидал увидеть ничего подобного. Я впервые понял, какую простую вещь написал Шекспир, — сказал он в антракте.

На следующее утро выяснилось, что один из учеников Дау, Иосиф Шапиро, тоже видел этот спектакль. Он записал свой разговор с Дау. Говоря о Клавдии, роль которого режиссёр Питер Брук дал актёру, менее всего походившему на злодея, Дау воскликнул:

— Нельзя, чтобы злодей был так обаятелен.

— Но Дау, если бы в жизни этого не было, мир не знал бы коварства, — возразил Шапиро.

— Да, да. Но всё-таки, когда это в театре, должно быть как-то не так. Что она влюбилась, это правильно. Но она влюбилась в ничтожество. А тут не так. Брук переборщил. Идея хорошая, но переборщил. Получается что-то вроде оправдания подлеца в глазах зрителя.

Иосиф Шапиро предложил следующее объяснение:

— Это получается потому, что Пол Сколфилд не доигрывает в кульминационных сценах. По дарованию он не трагик.

— Вы так думаете?! Вот как! Мне это и в голову не приходило. Я только чувствую, что-то не так.

Честно говоря, я ничего подобного не ощущала. И никаких изъянов в исполнении Пола Сколфилда не заметила. Это был идеальный Гамлет.

Также благодаря Дау я посещала художественные выставки.

Я никогда не говорила с Дау так много, как в то лето, когда он несколько месяцев безвыездно жил на даче после автомобильной катастрофы. И разговоры эти были самые задушевные. Однажды он сказал, что в ближайшее время придётся серьёзно поговорить с Гариком.

— И о чём?

— Это будет мужской разговор. Есть вещи, которые отец должен объяснить сыну с глазу на глаз. Простые вещи, суть жизни. Что нельзя жениться, не проверив своих чувств. Это все равно, что покупать кота в мешке. Очень часто, влюбившись, мужчина не хочет считаться с тем, что женщина к нему равнодушна. Он идёт на всё, лишь бы она ему принадлежала. Результат, как правило, плачевен. Внешне все может выглядеть вполне благопристойно, но, увы, счастья такие браки не приносят никому. Фактически, настойчивый субъект покупает особу женитьбой, и всё. К сожалению, вот это: «Я добьюсь, что она будет моей!» — получило очень большое распространение. А жаль. Молодому человеку полезно знать, что у женщин свои заскоки. Иногда они, не любя человека, ставят перед собой цель — женить его на себе. В ход идут все средства, и чаще всего это заканчивается законным браком. Но без любви это — одни неприятности. Ну, и главное: если ничего хорошего в семейной жизни нет, надо проявить твёрдость и уйти. Но после этого уже не возвращаться, а то и такое бывает.

Гарик так рано женился, что отец не успел всё это ему рассказать. Впрочем, Дау вообще избегал нравоучительных бесед, а если что и говорил, то в очень лёгкой форме, в виде шутки, анекдота, пословицы, чтобы это не было похоже на нотацию. «Мой сын никогда не скажет, что я зануда», — пояснял Дау.