«Тов. Сталин!
Прошу Вашего указания по следующему вопросу. В течение последних полутора лет перед областными организациями ставится вопрос о переименовании города Челябинска. Эти предложения высказывались отдельными товарищами и на пленуме областного комитета партии, и на собраниях городского партийного актива. Челябинск в переводе на русский язык означает слово „яма“. Поэтому часто при разговорах слово „Челяба“ употребляется как что-то отрицательное, отсталое. Название города устарело, оно не соответствует внутреннему содержанию города. Город за годы революции, и в особенности за годы первых пятилеток, коренным образом изменился. Из старого казацко-купеческого городишка город превратился в крупнейший индустриальный центр. Вот почему старое название города не соответствует сегодняшнему действительному положению. Поэтому мы просим Вас разрешить переименовать город Челябинск в город Кагановичград. Переименование хорошо бы провести на предстоящем областном съезде советов. С коммунистическим приветом Рындин. 19.09.1936». Но Сталину такая идея не понравилась, и эта инициатива канула в лету.
Последующие выявленные приезды Кагановича в Челябинск носили рабочий характер и также не были окрашены в розовые тона. В военном 1943 году он прибыл в Челябинск для того, чтобы решить вопрос с выпуском необходимого количества танков. В интервью, данном 4 марта 2011 года челябинскому корреспонденту Светлане Симаковой, офтальмолог, академик РАМН Алевтина Бровкина вспоминала, что ее отец Ф.Н. Дадонов в 1943 году был переведен в Челябинск на должность второго секретаря обкома ВКП(б) и отвечал за оборонную промышленность. «Была какая-то проблема с выпуском танков, и Каганович приехал в Челябинск в своем вагоне. В этот самый вагон он вызывал руководителей. Отец рассказывал, что он вызвал его к себе – на столе револьвер, и он матом: „Если завтра танки не будут отправлены на фронт, лично расстреляю!“ Но всё вовремя было готово и отправили».
После войны перед экономикой страны встали другие проблемы – восстановление промышленности, перевод ее на мирные рельсы и в то же время создание атомной промышленности и атомной бомбы. Обстановка была тревожной. Американцы под занавес Второй мировой войны продемонстрировали возможности нового оружия и были на тот момент монополистами. Традиционно к решению задач были привлечены силовики. О роли в создании атомной промышленности Лаврентия Берии сказано уже немало слов. Но, как выясняется, не обошлось и без Кагановича. Челябинские ученые В.Н. Новоселов и В.С. Толстиков пишут в своей книге «Тайна сороковки»: «В сентябре 1946 года приехал член Политбюро, заместитель Председателя Совета Министров СССР Л.М. Каганович. Он курировал тяжелую промышленность и регион Урала. В Челябинске Каганович бывал довольно часто. После его посещения 11 октября 1946 года вышел приказ МВД о разделении строительства № 859 и Челябметаллургстроя».
Последний приезд Кагановича в Челябинск произошел в печальном для него 1957 году, когда в результате внутрипартийной борьбы он оказался на обочине большой политики. Но это будет летом, а 1 февраля 1957 года он еще при всех регалиях и должностях прибыл в Челябинск, встретился с руководством области и 2 февраля вместе с первым секретарем Челябинского обкома КПСС Н.В. Лаптевым осмотрел Еманжелинский цементный завод, за несколько дней до этого введенный в эксплуатацию. В тот же день вернулся в Челябинск и вечером улетел в Москву. Больше его челябинцы не видели.
Для Кагановича начинался новый период жизни, главным содержанием которого стало написание воспоминаний о себе и той эпохе, которой он принадлежал. Говорят, что над воспоминаниями Каганович работал чуть ли не каждый день и что их объем насчитывает более двух тысяч страниц. На их основе было издано несколько книг. Но читать их неинтересно. В них нет жизни, нет людей, нет поисков и сомнений, радости и обид. В них нет и Челябинска, города, который мог носить его имя и где он неоднократно бывал. И это взаимно, Челябинск тоже почти забыл этого человека. Каждый визит Кагановича сюда был не бесполезным, но доброй памяти о себе не оставил, а у злой памяти – век короткий.
Александр Керенский
Челябинский вояж Керенского
Он родился 22 апреля в Симбирске в семье педагога, окончил юридический факультет университета и после падения царизма стал правителем России… Эта фабула жизненного пути Александра Керенского, «министра-председателя» Временного правительства, поразительна тем, что она вполне соотносится и с другим, куда более известным политиком – Владимиром Лениным. Но фабула – не жизнь. В ней нет деталей, а именно детали и создают биографию.
У Керенского биография была непростой и противоречивой, поэтому он всегда воспринимался окружающими неоднозначно. Одни видели в А.Ф. Керенском героя и славного сына России, для других он был «фанфароном и негодяем». При этом и те, и другие признавали его историческим деятелем, повлиявшим на ход как российской, так и мировой истории. Этой противоречивостью и интересен нам Керенский, тем более что в его биографии были и «челябинские страницы».
Будущий глава Временного правительства родился 22 апреля 1881 года в семье сына дьякона Федора Михайловича Керенского (1838–1913). Отец Александра Федоровича окончил духовную семинарию, но, не пожелав идти по духовной стезе, стал учителем. Первоначально он преподавал в уездных училищах, а после окончания в 1869 году историко-филологического факультета Казанского университета – и в средних учебных заведениях Казани и Вятки. В 1879 году Ф.М. Керенский перевелся в Симбирск, где на протяжении десяти лет работал директором мужской гимназии. Именно здесь у него и родился сын Александр.
Семья была дружная и религиозная. «Ранние годы предстают в моем сознании в виде идиллических картинок домашней жизни», – вспоминал позднее Александр Федорович о жизни в отцовском доме. В детстве он чуть было не стал инвалидом. В возрасте шести лет у него начал развиваться туберкулез бедренной кости, но решительные действия родителей, обратившихся к казанским профессорам, позволили излечить болезнь. В восемь лет Александр Керенский вместе с семьей выехал в Ташкент – столицу Туркестанского края, куда перевели работать отца и где он занял вначале пост инспектора народных училищ Туркестанского края, а затем высокое место попечителя учебного округа. В этот последний период жизни в родительской семье Александр сблизился с отцом. Ему импонировало любимое изречение отца «Меньше слов, больше мыслей», он любил разговаривать с ним, ценил его мнение. В юности будущий лидер новой России был вполне лояльным к самодержавию и в воспоминаниях признавался, что «20 октября 1894 года, в день смерти Александра III, я долго заливался горючими слезами, читая официальный некролог, воздававший должное его служению на благо Европы и нашей страны». Неприятие сложившегося в Российской империи политического режима пришло к нему лишь в бытность студентом Санкт-Петербургского университета. Бесконечные споры, ощущение пьянящей свободы, встретившие юношу в столице, изменили и его взгляды, и его мировоззрение. Проявившееся увлечение народниками и эсерами поставило его в оппозицию «официальной политической линии». Для него, как и для значительной части студентов, убийство министра просвещения Боголепова бывшим студентом Карповичем стало «актом великого духовного героизма». Вскоре Керенский перешел и официальный предел дозволенного – выступил перед собравшимися студентами с призывом помочь народу в его освободительной борьбе. Ректор был лаконичен: «Молодой человек, не будь вы сыном столь уважаемого человека, внесшего такой большой вклад в служение стране, я немедленно выгнал бы вас из университета». Керенский был отправлен в отпуск в Ташкент, где у него состоялся тяжелый разговор с отцом. Между ними впервые не возникло взаимопонимания, и это расстраивало обоих. Но дороги назад для младшего Керенского уже не было, он впервые почувствовал, что такое слава, и был пленен ею сразу и без остатка («В глазах молодых людей я выглядел героем и буквально млел от их восторгов»). Он продолжил учебу, в 1904 году завершил ее, но уже ясно понимал, что не будет заниматься наукой, о чем мечтал, поступая в университет. Убийство бывшим студентом Созоновым министра внутренних дел Плеве заставило его пережить «смесь радости, облегчения и ожидания великих перемен» и определило его будущее. Он вступил в коллегию адвокатов, желая «иметь возможность участвовать в качестве защитника в политических процессах и таким образом приступить к выполнению своих политических и профессиональных обязанностей».
