Полк формировался из 15 летчиков старого состава и 20 новичков. Начали отрабатывать групповой пилотаж, имитацию воздушного боя, воздушную стрельбу, слетанность в паре, ориентацию в воздухе. Сделали по 10—15 тренировочных полетов, и осенью 1943 года полк убыл на 2-й Украинский фронт, в район Кировограда. Тогда же нашему полку было присвоено звание гвардейского, и он стал именоваться 129-м гиап.
Первые вылеты не принесли побед — напротив, 2 раза я садился на вынужденную посадку на изрешеченном пулями самолете. Хорошо хоть на своей территории. Гулаев, мой ведущий, пускал меня в бой вперед и на земле терпеливо объяснял мои ошибки. Вообще к молодым летчикам в полку относились бережно. Гулаев был прекрасный ас, только летчики поймут то, что я сейчас скажу.
Он с расстояния в километр одним залпом сбил на моих глазах немецкий бомбардировщик. А сбивать в одном бою по несколько немцев! Гулаев делал это неоднократно. А четыре тарана за войну! Николай был смелый, бескомпромиссный воздушный боец, и если бы не его школа, вряд ли я бы выжил...
— Расскажите, как вы спасли жизнь Гулаеву?
— Начнем с того, что для меня страшней смерти была мысль, что если Гулаева собьют, то я не смогу оправдаться ни перед собой, ни перед товарищами, что не уберег великого аса. Поэтому в бою моя задача была «прикрывать спину» Гулаева и не мешать его «сольному исполнению».
Тогда, когда это произошло, мы вели бой против 12 немецких бомбардировщиков Ю-87, сопровождаемых шестеркой Ме-109, или, как мы их называли, «худых». Коля завалил двоих, но пара «мессеров» пристроилась ему в хвост и стала расстреливать почти в упор. Я кинулся под пули и прикрыл самолет ведущего, ну а Николай получил несколько драгоценных секунд и, набрав высоту, ушел от преследователей. На мое счастье, я сумел дотянуть на подбитом самолете до аэродрома. С тех пор наша дружба с Гулаевым стала крепкой на долгие годы.
Свой первый самолет я сбил только в декабре 1943 года. Это был самолет-разведчик ФВ-189, ненавистная всем фронтовикам «рама». «Фоккер» летел под прикрытием четверки «мессеров», мы тоже шли звеном. Гулаев врезал по «раме», и немец, резко снижаясь, с дымком, начал уходить к себе в тыл, в это время истребители сопровождения завязали с нами бой. И тут Гулаев по рации командует мне: «Семен, добей эту б...». Короче, «срубил» я его, и это была моя первая групповая победа. Через 2 дня мне вновь улыбнулась удача: сбил в одном бою 2 «Гансов» — Ю-87 и Ме-109. «Худого» сбил в лобовой атаке — он в последнюю секунду отвернул, нервы сдали. Одним словом, повезло. Большинство немцев имели нервы как стальные канаты. Вот так началась моя настоящая война.
— Расскажите о жизни пилотов на войне, с кем вы дружили?
— Дружил с Гуровым [Гуров Иван Иванович, младший лейтенант. Воевал в составе 129-го гиап. Всего за время участия в боевых действиях в воздушных боях сбил 5 самолетов лично и 1 в группе], Гулаевым, Кошельковым [Кошельков Николай Филиппович, младший лейтенант. Воевал в составе 129-го гиап. Всего за время участия в боевых действиях выполнил более 50 боевых вылетов, в воздушных боях сбил 15 самолетов лично и 3 в группе. Награжден орденом Красной Звезды. Погиб в воздушном бою 18 апреля 1944 г.], с Жорой Ремезом [Ремез Георгий, младший лейтенант. Воевал в составе 129-го гиап. Всего за время участия в боевых действиях в воздушных боях лично сбил 2 самолета противника. Сбит в воздушном бою 17 декабря 1943 г., попал в плен, вернулся в полк в феврале 1944 г.]. Да мы все были как одна семья. Даже не знаю, могу ли я выделить кого-нибудь особо.
О быте и бытии летчиков на фронтовых аэродромах уже столько написано, что стоит ли повторять? Даже суеверия во многих полках были идентичны: не бриться и не фотографироваться в день полетов, не брать вещи погибших летчиков. Я, например, летал с маленькой куколкой в кабине. Моя будущая жена была радисткой в штабе дивизии и подарила мне эту куколку как талисман.
— Были ли случаи приписки сбитых самолетов? Были ли трусы в полку? Случаи уклонения от боя?
— Я могу тебе поведать историю, как летчик, Герой Союза, избил тылового генерала, или кто и когда летал в бой пьяным. Или рассказать о такой «легендарной» личности, как Бобров. Только зачем тебе это нужно? Чтобы кто-нибудь, прочтя этот текст, ехидно похихикал? Вот, мол, «герои»! Воевали люди, а не ангелы. Нас сейчас на земле осталось два человека из летного состава полка. Так что? Ты хочешь, чтобы я травил байки о людях, уже покинувших этот мир? Если кому-то интересна тема о войне в воздухе, так надо о героизме летчиков говорить, о том, как люди, не щадя себя, каждый день на смерть шли. Давайте оставим в стороне разговоры о морали и нравственности летчиков. Никто в нашем полку не стрелял по немцам, выбросившимся на парашютах после сбития. У нас в полку садистов не было. Принято было, если подбитый немец сел на вынужденную на своей территории, добить его самолет, но в пилота никто не стрелял. А вот немцы, особенно в начале войны, наших пилотов расстреливали часто.
По поводу трусов. В полку был летчик, этакий рубаха-парень. Так у него на каждом втором вылете то мотор барахлит, то пулемет заклинит, то живот заболит. Когда эскадрильей взлетали, он мог еще в воздух подняться, но в паре или в четверке сразу — «смертельно болен». Мало того — он своими бреднями про отказ мотора техников под «штрафную» подводил. Комполка его особистам на съедение не отдавал, все надеялся перевоспитать. В конце концов перевели этого летчика в тыловую часть, и там, по слухам, он погиб в какой-то бытовой ситуации. Кроме этого единственного случая, я не припомню подобных инцидентов. Про штрафные эскадрильи тоже ничего не помню. Но, например, пришел к нам из соседней дивизии летчик, разжалованный в сержанты за происшествие, не связанное с полетами, так он за год стал Героем Советского Союза и дошел до звания капитана.
По поводу учета сбитых самолетов противника. Хоть и стояли на «аэрокобрах» фотопулеметы, их заряжали только когда летали на разведку. Поэтому было 2 критерия — подтверждение с земли плюс подтверждение участников воздушной схватки. Если не было доказано, что немец врезался в землю или сгорел в воздухе, — победа не засчитывалась. Вел учет сбитых адъютант эскадрильи, он же передавал данные в штаб полка. Но, например, у Архипенко в 1943 году 10 личных побед вписали в групповые. У меня лично незасчитанных побед нет. А вот у того же Гулаева наберется неучтенных 8—10 самолетов за войну. Победы он другим летчикам не дарил — в нашем полку «химию» не разрешали. Хотя две свои победы, записанные как личные, я бы отнес к групповым, сбитым вместе с Гулаевым. В покрышкинской дивизии это явление было — кого до звания Героя подтянуть, кого до второй Звезды... Но чтобы записывать победы в обмен на унты или новенький реглан — это брехня, как и россказни, как по указке политотдела все сбитые записывали на одного пилота, чтоб был свой Герой в полку.
