На него взбирается двойник Бассолино [29] в киноновелле “Восхождение” Марио Мартоне, вошедшей в фильм “Жители Везувия”, а за выбившимся из сил мэром следуют вóроны Пазолини, почтальоны, рок-певцы, актрисы, призраки левых журналисток и все городские нищие.
Но быть может, сегодня Везувий уже не является символом Неаполя, главной целью туристов из Германии, Англии, Франции. Да, он больше не символ, такой, как пинии на Позиллипо: ведь он совсем исчез за улицами и домами, и никто больше не обращает на него внимания.
Когда идет снег, как это случается в странные зимы начала тысячелетия, верхушка вулкана белеет, все показывают на нее пальцем, а я вспоминаю прочитанную в детстве “Снежинку и Апрельцвет” [30] . На картинке Снежинка была изображена на горном хребте в белом капюшоне, а ее отец Январь тем временем спал, словно усталый факир, растянувшись между остроконечными горными вершинами.
Если ехать на Везувий на машине, создается впечатление, что город и пригороды растягиваются по мере подъема, что в полотне, из которого соткана вереница домов, есть какой-то провал, а на самой вершине будет дыра, проделанная макушкой Везувия. Мимо площадей с припаркованными автобусами, мимо ресторанов с верандами, отделанными позолоченным алюминием, мимо сосновых аллей, вдоль пластов застывшей лавы – совсем древних и более новых, по которым можно спокойно гулять, среди можжевельников, сразу приводящих на память Леопарди, добираешься до вершины, где перед пыльной дорогой к самому жерлу стоит касса.
Ступать по пемзе трудно, от подъема устаешь. Жерло огромное и пустое, над ним тревожно дует ветер. Никаких ограждений нет, можно заглянуть внутрь, при этом возникает ощущение, что вот-вот упадешь.
* * *
Неаполитанцы редко совершают прогулки к Везувию: зачем напоминать себе о дремлющей опасности? Если неаполитанец вдруг проникается ненавистью к себе подобным, в голове его всплывает слоган, несколько лет назад столь популярный среди ультраправых Вероны: “Везувий, подумай о нас ты”.
Но Везувий если и думает, то думает как динозавры: ему для этого нужны долгие века, за последние столетия он так много поработал, что, быть может, теперь уже ни на что не способен. Прежде он извергался раз в два года, потом раз в двадцать лет, потом раз в сорок. Теперь он перевалил отметку в шестьдесят, и время от времени люди, мало что в этом понимающие, делают какие-то измерения и рассуждают о планах эвакуации, эффективность которых довольно сомнительна.
На Везувии и вокруг него пробки даже летом, даже во время Феррагосто, периода отпусков, поэтому неясно, каким образом можно убежать отсюда во время извержения или еще перед самым его началом.
В общем, Везувий мирно дремлет, поглощая ясный воздух, идущий с моря, как и его сестра, гора Фаито, расположенная неподалеку, поросшая елями, белая от снега, – так они и стоят, гора и вулкан, связанные общей морской судьбой.
* * *
Настоящее пламя, способное вспыхнуть, в Неаполе есть, но его не видно.
Оно снится по ночам, является в кошмарах жителям Сан-Джорджо и Торе-дель-Греко, буржуа и бандитам, вползает в новые дома и на старинные виллы, рычит, как на празднествах в честь святых или в древних комедиях, нечто непереводимое, неразборчивое – простые звуки, напоминающие диалог Тото и Нино Таранто:
– Ну, там чо?
– Там горячо [31] .
Вода проходит лишь по границе нашего алхимического города.
Вода, которой, в сущности, полагается течь в пределах Неаполя – по рекам, ручьям, сточным канавам, античным водопроводам, на самом деле окружает, очерчивает его: море, на котором он стоит, теплая вода термальных источников на северной границе, выходящая на поверхность через вулканы Флегрейских полей.
Вода, как и огонь, взяла Неаполь в осаду: на севере вулканы, Сольфатара, где наружу вырываются струи серного пара, Монте-Нуово и дымящий кратер Астрони, на юге – Везувий. Поэтому ему лишь остается быть городом земли – земли каменистой, темной, истощенной. Ноги его слишком глубоко увязли в ней, и их не видно, а голова состоит из прозрачного воздуха, и при этом город, сам того не замечая, рождает витающих в облаках философов, прочно стоящих на земле писателей, текучих художников и безутешных математиков.
Голова, состоящая из воздуха, ничего не знает про брюхо, принадлежащее стихии земли, она с ужасом взирает на огненные органы и каналы и умиротворенно созерцает каналы воды, которые ее питают.
* * *
Термы Нерона и теплые источники в древних Байях разделены массивной скалой, которая врезается в море, – мысом Эпитаффио. Под ним, в голубой бездне моря, покоится огромный город, протянувшийся до самых Бай. В древности здесь любили отдыхать императоры и римская знать, а сегодня это место частично ушло под воду, его можно осмотреть на лодке. То, что осталось на суше, представляет собой один из интереснейших археологических заповедников в мире наряду с Путеолами, Байями и Кумами и термами Нерона, действующими и поныне.
Это земля одиноких поэтов, которые иной раз пишут по-латыни, таких как Микеле Совенте, громадных ресторанов, где подают мидий и устриц из Фузаро, где по воскресеньям собираются большие компании; здесь назначают друг другу свидания славянки средних лет и престарелые ревнивые неаполитанцы, это край, где огромные региональные инвестиции исчезают в руках прохиндеев, здешние пляжи, некогда чудесные, нынче завалены мусором, и тем не менее это земля забытых богов, место с неисполненной судьбой, и оно по-прежнему остается одним из самых красивых в окрестностях Неаполя.
Неаполитанские воды невозможно воспринимать отдельно ни от древнеримских серных вод, ни от терм современных – купален, располагающихся среди зеленых лугов, с тремя бассейнами, с кальдарием [33] , с лечебными грязями и многочисленными оздоровительными процедурами.
* * *
В Италии я часто хожу в термы. Мне нравится купаться в горячей воде. В некоторые из них я наведываюсь снова и снова – например в Раполано в Тоскане, вода там небесно-голубая и белое, мягкое, сыпучее дно: много известняка. А на Искье, напротив, вода соленая и немного вязкая, прозрачная, бурлящая. Сернистые воды моря, не земли, подобные тем, что в Сатурнии, пахнут полем.
В Байях вода соленая и плотная. В кальдарии, где снимали эротическую сцену из фильма “Любовь утомляет” с Анной Бонаюто и Пеппе Ландзеттой, температура воды часто превышает сорок градусов, а поскольку водоем находится в помещении, в отличие от тосканского, внутри стоит густой пар, от которого трудно дышать, и чувствуешь себя не в своей тарелке.
Зимой в термы приходят пузатые, волосатые мужики с толстенными золотыми цепями на шее, внешне весьма смахивающие на героя Пеппе Ландзетты. А летом или весной публика тут становится более разнообразной: женщины, целые семейства, влюбленные пары, наводящие ужас оравы детей. Однако – редкость в Неаполе! – в термах довольно тихо, шумные неаполитанцы разговаривают там вполголоса. Даже когда народу много, нет тягостного ощущения толпы.
