Миссис Тьюринг замечала то, чего больше всего опасалась – что Алану так и не удастся влиться в жизнь частной школы. К тому же он не был популярен среди остальных учеников, и среди преподавателей тоже. И в этом он потерпел неудачу. С начала первого семестра его отправили в промежуточный класс, который назывался «Шелл», вместе с мальчиками на год старше, испытывающими похожие трудности в учебе. Позднее его перевели в другой класс для учеников со средними результатами. Алан едва заметил перемену. Лица преподавателей сменялись одно за другим – в общей сумме семнадцать за четыре семестра. И ни один из них так и не понял одного мечтательного мальчика среди остальных двадцати двух учеников класса. Его бывший одноклассник так описывал тот период учебы: «…он был ходячей мишенью по крайней мере для одного преподавателя. Алан умудрялся испачкать свой воротничок чернилами, и тогда преподаватель поднимал его на смех перед всеми: «И снова Тьюринг измазался чернилами!» Досадный пустяк, можно было подумать, но этот пример никак не выходит у меня из головы, как порой жизнь чувствительного и безобидного мальчика… может превратиться в сущий ад за стенами частной школы».
Школьные отчеты составлялись дважды за семестр, и можно себе представить, как нераскрытые конверты, полные обвинений, утром ложатся на стол перед мистером Тьюрингом, «подкрепившимся раскуриванием трубки-другой и чтением «Таймс». Алан в таком случае попытался бы сказать нечто вроде: «Папа читает табель успеваемости, словно ведет застольную беседу» или «Папе стоило бы хоть раз взглянуть на успеваемость остальных мальчиков». Но отца не интересовала успеваемость остальных, и он видел лишь то, что его с трудом накопленные деньги растрачиваются попусту.
Однако Алан не видел смысла в получении образования, о котором так пеклись его родители. Даже занятия французским языком, некогда его любимые, больше не приносили ему радости. Преподаватель французского языка писал: «Меня разочаровывает отсутствие в нем интереса к предмету, кроме тех случаев, когда его что-то забавляет». У него была удивительная способность, которая приводила в недоумение остальных, отсиживаться на занятиях в течение всего семестра, а затем оказываться одним из первых по результатам экзамена. Тем не менее, занятия по греческому языку, к изучению которого ему впервые пришлось приступить в Шерборне, он полностью проигнорировал. На протяжении трех семестров он получал самые низкие результаты на экзаменах, после чего его мнение услышали и ему неохотно позволили бросить курс греческого языка. «Получив такую исключительную возможность, – писал О’Хэнлон, – он глубоко ошибается, продолжая считать, что лень и безразличие позволят ему избежать нелюбимых предметов».
Учителя математики и естественно-научных дисциплин в характеристике ученика были более благожелательны, и все же им тоже было на что жаловаться. Летом 1927 года Алан показал своему учителю математики Рандольфу одну свою работу. Это было представление тригонометрической функции (котангенса) в виде десятичного ряда с использованием чисел Бернулли. Алан вывел ее самостоятельно, без использования элементарного дифференциального исчисления (он еще не был с ним знаком). Рандольф был поражен, и тут же сообщил классному наставнику о гениальности ученика. Но эта новость была воспринята с явным неодобрением. Алана едва не перевели в класс ниже, и сам Рандольф неблагосклонно отозвался о его достижении: «Плохо, что он проводит много времени, по всей видимости самостоятельно изучая высшую математику и пренебрегая работой в классе. В любой дисциплине всего важнее усвоить основы. Его работа никуда не годится».
Директор в свою очередь сделал предупреждение: «Надеюсь, он не совершит ошибку. Если он останется в школе, то должен поставить перед собой цель – стать образованным. Если же он должен быть только ученым, то напрасно тратит здесь свое время».
Эта угроза упала камнем на кофейный столик мистеру Тьюрингу, поставив под сомнение все, за что боролись и о чем молились мистер и миссис Тьюринг. Но Алан нашел лазейку в школьной системе, которую директор Шерборна Науэлл Смит назвал «необходимость поддерживать известность и славное имя английской частной школы». Вторую часть семестра он провел в санатории, переболев там свинкой. Но когда он вернулся в школу, чтобы как обычно сдать экзамены, он стал победителем в рамках конкурсной программы. Директор отметил: «Своей победой он полностью обязан математике и естественнонаучным дисциплинам. Тем не менее, он показал улучшения и по ряду гуманитарных предметов. Если он будет продолжать в том же духе, он станет блестящим учеником».
Как человек он нравился многим, но не как ученик. Директор написал так: «Он принадлежит к числу тех учеников, которые создают проблемы для любой школы и всего общества. Между тем я считаю, что именно у нас у него есть надежда развить свои способности и в то же время приспособиться к жизни в реальном мире».
Однажды заведующий пансионом попросил Блэми, серьезного и такого же одинокого мальчика, всего на год старше Алана, сделать совместный проект. Блэми должен был оказать определенное влияние на Алана: приучить к аккуратности, «помочь влиться в коллектив, а также показать, что жизнь полна других занятных вещей, кроме математики». Первая задача оказалась для мальчика невыполнимой, в отношении второй он столкнулся с определенной сложностью, поскольку Алан «обладал удивительной способностью сосредотачивать все свое внимание на одном деле, он был полностью поглощен решением очередной глубокомысленной задачи». Блэми считал своим долгом в такой момент «прервать его размышления и напомнить, что пора идти в часовню, на спортивное поле или на занятия» в зависимости от обстоятельства, действуя из лучших побуждений помочь образовательной системе работать, как отлаженный механизм. На Рождество О’Хэнлон в характеристике Алана указал: «Можно сказать точно, что он невыносим, и он теперь должен понимать, что я не допущу подобного случая, когда я нахожу его с бог весть каким колдовским варевом на подоконнике с двумя оплывшими свечками. Тем не менее, он очень бодро перенес свои беды и приложил больше усилий, например, в спортивных дисциплинах. Этот мальчик не безнадежен».
Единственным сожалением Алана относительно его «колдовского варева» было то, что О’Хэнлон «так и не увидел, какими яркими красками сияют испарения нагретой сальной свечи». Алан все так же увлекался химией, и ничто не могло помешать ему провести очередной эксперимент. Отзывы учителей математики и естественнонаучных дисциплин пестрили замечаниями о «постоянных огрехах и неаккуратности в работах… ужасной неопрятности в письменных и экспериментальных работах», что доказывало отсутствие у него способности работать сообща, несмотря на его потенциал. «Его манера представлять свою работу просто отвратительна, – отмечал О’Хэнлон, – и не приносит должного удовольствия от ее результатов. Он не понимает, что имеется в виду, когда я говорю о его невоспитанности, плохом почерке или нечитаемости цифр». Росс отправил его в другой класс, но весной 1928 года его результаты оставались одними из худших среди остальных. «В настоящее время в его голове царит полный хаос, и поэтому ему так сложно порой выразить себя.
