Такое обучение ратному делу юного Александра Ярославича Невского не являлось каким-то исключением — оно считалось обязательным в семьях князей и отцы своих сыновей здесь не щадили. Впрочем, так было и в семьях бояр и княжеских дружинников. Последних тогда уже называли дворянами, так как они составляли «двор» удельного князя, которому они служили за вознаграждение, получая и часть военной добычи.
Боевое мастерство княжеских дружинников оттачивалось не только в обучении владения оружием, конем, стрельбе из лука. Проводились и показательные единоборства. В странах Западной Европы ратное мастерство рыцарей оттачивалось на турнирах. На Руси такие турниры назывались «игрушкой». Считалось, что в дружеской схватке конников русским воинам приличествует показать свое умение владеть оружием и боевым конем. Однако похваляться превосходством в таком поединке считалось делом зазорным для воина.
В «игрушках» участвовали не только дружинники, но и князья. Чужестранцы отмечали, что на таких рыцарских турнирах русские воины любого звания бились на конях «не щадя ни себя, ни дорогого оружия», ни своего иноходца. Для отроков устраивались собственные потешные «игрушки».
Ратное обучение княжичей дополнялось не только военными играми, но еще и охотой — ловами. Считалось, что единоборство человека со зверем лучше всего подготавливает воина к единоборству с любым врагом. В то далекое время такие охотничьи забавы безопасностью не отличались — дикий зверь — медведь, тур, волк — обладали смертоносными для человека зубами, когтями, рогами, копытами и собственной тяжестью. Но охотник превосходил их умом и оружием. Любой поединок человека со зверем считался честной схваткой, ценой которой была жизнь одного из них.
Насколько княжеская охота считалась опасной, свидетельствует в своем «Поучении» Владимир Мономах. Он писал, что лось бил его копытом, а разъяренный медведь прокусил потник седла у колена. Два раза он вместе с конем повергался на землю рогами дикого быка — тура. Обращаясь к сыновьям, Владимир Мономах говорил: «Смерти, дети, не бойтесь ни от рати, ни от зверя, будьте мужественны».
Разумеется, по младости лет княжич Александр не допускался на охотах в поединки с дикими зверями. Это он будет делать позже. Но он не раз был свидетелем таких поединков князей и дружинников на охотах в переяславльских лесах. Не случайно летописец записал, что княжич «от юна возраста и от младых ногтей всякому делу (благу) научен быв». То была отцовская наука.
Однако в охотничьих ловах Александр с братьями принимал самое деятельное участие, не раз отличаясь на них. Стрелами, охотничьим копьем добывались волки, лисицы, куницы, соболи, горностаи, зайцы, самая различная дичь…
Поистине княжеской, а затем царской, охотой считалась соколиная. И здесь охотников ожидала богатая добыча: белые гоголи, гуси, утки, лебеди, сизые орлы, черные вороны, сороки, речные чайки, дятлы… Выезд на соколиную охоту всегда был праздником для княжичей и их отца.
Ратная наука давалась княжичу Александру легко, хотя и проливалось, как говорится, «сто потов». Отец всегда внушал сыновьям: будущий князь — это и правитель, и профессиональный воин. Таким он оставался до конца своих дней. Поэтому совсем не удивительны летописные упоминания о том, что почти все древнерусские князья лично участвовали в битвах, да еще в первых рядах своих дружин, часто вступали в поединки с предводителями противной стороны. От личного воинского мастерства во многом зависел авторитет князя, а порой и исход боя.
Когда старшие сыновья подросли и научились твердо держаться на коне, князь Ярослав Всеволодович стал брать их с собой в поездки. Сперва в ближние — на охоту и рыбную ловлю, сбор дани, затем в поездки в различные города княжества, далекие от Переяславля-Залесского слободы и селения. Особенно продолжительными были выезды княжеской дружины для сбора дани с жителей Переяславского княжества. Это тоже было серьезной учебой для княжичей, которых готовили управлять и властвовать будущими уделами.
Особенно запомнилась княжичу Александру его первая поездка с отцом в великокняжеский город Владимир-на-Клязьме, столицу Владимиро-Суздальской земли. Мощная древнерусская крепость с красивыми огромными воротами открылась путникам с Юрьевской дороги на подъезде к городу. Сначала бросался в глаза величественный пятиглавый Успенский собор. Потом открывался взору белокаменный Дмитровский храм, воздвигнутый русскими мастерами при Андрее Боголюбском всего за четыре года.
Вид Дмитровского собора был в древности во многом символичен. Его мощные стены олицетворяли силу Владимирского княжества. А вознесенный в головокружительную высь позолоченный шлемовидный купол твердо и ясно напоминал всякому, кто бросал взгляд на храм, о единовластии, столь необходимом Руси.
Резьба по камню украшала Дмитровский собор. В ней отражались многие сюжеты древней истории, и не только ее. На каменных рельефах собора был изображен, среди прочих лиц, Александр Македонский. На великокняжеском троне камнерезы-художники изобразили Всеволода III Большое Гнездо. Его окружали маленькие отроки в кафтанах — его сыновья, среди которых был и отец Александра — княжич Ярослав. Поражало воображение и внутреннее убранство величественного храма.
За несколько лет изучения княжеской науки Александр Ярославич узнал многое — он оказался достойным учеником и последователем своего отца, князя Ярослава Всеволодовича. Тот мог быть доволен успехами княжича в ратном деле, радовался его образованности, твердости характера, решительности и послушанию. Летописцы подчеркивали, что еще в раннем отрочестве было видно, что в семье владетеля Переяславского княжества подрастал и мужал незаурядный по способностям княжич.
В «Степенной книге» характер княжича Александра изображается следующими чертами: «Во все время юности своея смиренномудрие вседушно держаше, воздержася и бдя, чистоту душевную и телесную соблюдаше, кротость же стяжа и тщеславия отвращашеся, и много пологаше тщанию чрево удерживати, ведый, яко чревное насыщение целомудрие раззоряет, и бдению спону сотворяет, и прочим добродетелям сопротивляется. В устах же его безпрестани бяху божественная словеса, услажающа его паче меда и сота; прочитая же их со усердием и желаше сих реченная и делом исполнит. Сродницы же его видяще в таковых добродетелех преспевающа и зело пользовахуся и тщахуся всячески угодити Богу, якоже и той всеми нравы угожаще Богу, и располяшеся божественным небесным желанием, и вся яже в человецех добрая и честная яко ни во что же вменяше, и ни едино благоплодие душевное на объявление человеком творяше, и всячески ухищряше сокрывающий множайшая и правление премногаго ради смиренномудрия. Ащо бо и честию земнаго царствия почтен бысть от Бога и супруга име и чада прижи; но смиренную мудрость стяжа паче всех человек».
