Тайным агентам было невдомек, что багаж голкипера находился в руках «отъезжающего», который спокойно и внес его в вагон. Гудок тепловоза (нет, скорее всего паровоза) прозвучал, как свисток к началу игры. Маслаченко и Петрашевский истово обнялись. Алик вошел в тамбур и повернулся лицом к провожающим. В этот момент вратарь с криком: «Алик, я же забыл отдать тебе деньги!» ринулся в отъезжающий вагон, где был немедленно встречен самим начальником Донбасской железной дороги (восстановить его фамилию для истории мне так и не удалось. — В. Л.). У того имелся свой Господь Бог. Министр путей сообщения СССР товарищ Бещев Б. П. был для него поважнее любого партийно-хозяйственного руководителя Днепропетровской области и ее окрестностей. Начальник дороги прошептал: «Быстро в купе! Сесть в угол и не двигаться! Не вступать ни в какие разговоры — ни с кем! Билет показывать только издали, не выпуская из рук! Не поддаваться на провокации и угрозы!» Поезд набирал ход.
Однако побег еще рано было считать состоявшимся. На полустанке Конград, где поезду, согласно расписанию, надлежало стоять три минуты, в вагон ворвались силы быстрого развертывания. Они открыли двери куне, где, как в одиночной камере, сидел Владимир Маслаченко. Он ждал. Но ждал не своей участи, а развития ситуации, в которой не мог, не имел права проиграть. Вратарь снова готовился к бою.
И был бой-с тяжелым противостоянием, силовыми приемами, разящей полемикой на русском и украинском, красочность которой вряд ли передаст и выдержит бумага. Прочие пассажиры заперлись в своих куне, полагая, видимо, что в вагоне берут матерого бандита. В результате вратарь в одиночку победил превосходящие силы соперника. С сухим счетом. Через час поезд продолжил путь, унося Маслаченко в историю.
Встретив Владимира в Москве на вокзале, Морозов сразу повез его в Центральный совет «Локомотива». Там Маслаченко написал заявление о приеме в команду. Были выполнены все другие необходимые формальности и решены вопросы проживания. На следующий день ему предстояло явиться на первую тренировку.
Спортзал «Локомотива» находился недалеко от Курского вокзала, в глубине дворов улицы Казакова. В назначенный час Владимир открыл единственную дверь зала и явил себя коллективу… Еще три дня назад он плыл по центральным улицам Днепропетровска в сверхмодном австрийском пальто с пристегнутым меховым воротником. Из-под распахнутой полы вызывающе выглядывали пиджак-букле и яркий шерстяной галстук, который, как и пальто, гармонировал с темно-голубыми брюками выше щиколоток с широкими манжетами. Гарусовый шарф, небрежно наброшенный на плечи поверх пальто, и австрийские башмаки с подошвой «манная каша» завершали яркий портрет. Впрочем, если быть точным, то завершал его тщательно ухоженный кок.
Этот портрет самого себя и донес молодой вратарь до нового коллектива, добавив к нему разве что лихо заломленную велюровую шляпу, ну и, наконец, потертый фибровый чемоданчик с формой. Такой контраст, видимо, соответствовал его представлению о стиле.
У себя в Днепропетровске он имел устойчивую репутацию стиляги. Со стилягами боролись бойцы «Комсомольского прожектора», которые порой совершали на них облавы, кончавшиеся нещадной ампутацией аморальных коков. Стиляг всласть кляли в местной печати, видя в них и корень, и рычаг растления молодежи. Однако этого хорошо известного в городе доброго молодца никто, конечно, пальцем тронуть не смел. Доставалось Владимиру лишь в родной студенческой газете: шаржи и эпиграммы ему посвящали — к вящему его удовольствию.
Но предстать в таком виде перед командой тертых профи, повидавших на своем веку всякого и всяких, объездивших разные заморские дали, — затея рискованная, если не губительная. Это был вызов. Это была насмешка. Вот только кому? Вот только над кем? Л пока Владимир Маслаченко занял место в воротах.
И команда простила его. И приняла. И допустила до себя. И поняла его хитрость, которую по причине младых лет новопришельца вряд ли можно было счесть мудростью: его старенький застиранный тренировочный костюм и стоптанные резиновые тапочки, похоже, тоже были особенностями его фирменного стиля, они вызывающе контрастировали с высоким исполнительским мастерством, которое новый вратарь демонстрировал на протяжении трех часов кряду. Тренер Аркадьев дал ему возможность отработать две смены без передышки, так как скромные размеры спортивного зала позволяли вместить в него не более восьми тренирующихся футболистов.
Ему дали комнату на девятом этаже общежития железнодорожников рядом с Белорусским вокзалом, такую же маленькую, как и в днепропетровской общаге. По ночам из всех ближайших комнат доносились богатырские храпы, и нужно было лишь вовремя успеть уснуть. Но он успевал, потому что ложился рано. Несколько удручало одиночество, как-никак — незнакомый город, товарищами пока не обзавелся. Только и оставалось, что заполнять избыточное время тренировками. Ему стало привычно отрабатывать по две тренировочные смены, тем более что он знал — это его багаж, его накопление.
А вот и первая зарубежная поездка. Да какая! В Китай. Министр путей сообщения Бещев дружил со своим китайским коллегой. Вот и договорились они, два любителя и покровителя футбола, что команде «Локомотив» на целый месяц пребывания в стране и в полное распоряжение будет предоставлен целый железнодорожный вагон. С очень просторными купе и другими удобствами.
Путь до Китая показался длиной в вечность. Летели на маленьком «Ил-14» с посадками. Москва — Свердловск — Омск — Иркутск — Улан-Удэ — Пекин. И обратно так же. Вагон стал в Китае их гостиницей. В нем футболисты, как и было обещано, жили и ездили по стране. Возвратились довольные и счастливые: и потренировались на славу, и ни одного матча не проиграли. Стало быть, и политическую задачу походя благополучно решили.
Многое потом вспоминали. Почему-то запомнился одинокий и гордый воробей, пролетевший над футбольным полем во время матча в Пекине. В этот момент на него, забыв про игру, устремили свои взоры все шестьдесят тысяч изумленных «униформированных» китайцев, ибо вся страна была убеждена, что ни одной данной особи на территории государства больше нет — всех повывели. Наверное, каждый из них в эту минуту почувствовал на себе уничижительный взгляд Великого Кормчего.
Нашим же игрокам этот сюжет настроение только приподнял. В общем, поездка явно удалась. Правда, минут за тридцать или сорок до посадки в Москве в самолете неожиданно вырвало дверь запасного выхода, и она повисла па нижнем кронштейне. К счастью, в этот момент около двери никого не было. И самолет уже летел на небольшой высоте. Но по лицу второго пилота, вошедшего в салон, можно было попять, что произошло нечто угрожающее. Из-за открывшейся двери рев двигателей намного усилился, не слышали даже собственных голосов, да и о чем было говорить, о чем спрашивать? Обстановка на борту была тягостной. Слава Богу, обошлось.
