Тбилиси раскинулся в долине реки Куры (по-грузински — Мтквари). По легенде, полторы тысячи лет назад — хотя есть доказательства более солидного возраста Тбилиси — его основал царевич Горгасали, после того как во время охоты подстреленная им куропатка упала в горячий источник и, когда её подобрали, уже успела свариться.
Вообще-то город Тбилиси имеет несколько легенд своего появления, и все они связаны с охотой царских особ и падением в тёплый источник, по одной легенде, раненого оленя, по другой — фазана, по третьей — куропатки. Правда, олень, омыв рану, быстро вскочил и скрылся, а фазана и куропатку нашли почти сварившимися. Но, по всем легендам, эти события и послужили поводом, чтобы основать на этом месте город, получивший название Тбилиси, образованное от грузинского слова «тбило» — тёплый.
Кстати, таких природных горячих источников в Тбилиси много, и на их базе ещё в старину были построены так называемые серные турецкие бани, которые описывали в своих произведениях и писатели, и поэты, в том числе и А. С. Пушкин. Согласно историческим источникам, уже в XI веке в Тбилиси насчитывалось 68 бань, в которых «лилась горячая вода без огня». Речь идёт о частично сохранившихся до настоящего времени серных банях, которые, по сути, находятся ниже уровня земли, и только их купола возвышаются над её поверхностью. Кстати, такое расположение бань становилось причиной неоднократных трагедий, когда гибли десятки людей, и происходило это, как правило, во время неожиданных сильных ливней, порождающих бурные потоки воды со склонов гор, заливающие эти бани. Одна — и, насколько мне известно, последняя — такая трагедия произошла в годы моего детства.
Историческое прошлое, неповторимость архитектуры начиная с остатков развалин Метехского замка и крепости Нарикали, смотрящих друг на друга через Куру, правомерно обусловили нахождение Тбилиси в числе списка ста самых великих городов мира.
Тбилиси — большой город, поэтому неудивительно, что многие жители, к примеру восточной его части, никогда не были в его западной половине. Но город, особенно его центр, я знал неплохо уже в возрасте десяти-двенадцати лет, так как мы с матерью часто ездили туда, чтобы просто погулять, посмотреть на дома и людей, походить по магазинам. Я помню, что где-то в классе втором-третьем моей учёбы в школе, в выходные дни — а тогда выходным днём было только воскресенье — мы вдвоём уезжали в центр Тбилиси, и мать мне рассказывала, что знала, о достопримечательностях города. Но справедливости ради должен признаться, что из этих прогулок мне почему-то больше всего запомнились многочисленные таблички с таинственной для меня надписью «Гофре-плиссе-мережка» на дверях магазинов или, может быть, мастерских. Что это такое, я до взрослого состояния не пытался узнать, чтобы не разочароваться. А любил я эти прогулки — и тоже должен в этом признаться — больше всего из-за пончиков с мясом, которые варились-жарились в кипящем растительном масле в подвальных помещениях на глазах у покупателей и стоили буквально копейки — то ли четыре, то ли пять копеек. Мы покупали их штук по десять-пятнадцать, часть съедали тут же, а остальные уносили домой.
Тбилиси изначально располагался вдоль берегов реки с северо-запада на юго-восток, но новые микрорайоны «полезли» по склонам гор и далее стали располагаться на ближних плоскогорьях. С трёх сторон он окружён горами: с западной и юго-западной — отрогами Триалетского хребта, с северо-запада — горами невысокими, переходящими в плоскогорье, которое простирается далеко за Тбилисское море. Это водохранилище было сооружено в нескольких километрах от города (путём заполнения водой трёх солёных озёр) для обеспечения его водой среди безлесья в начале 50-х годов. А ныне существующий вокруг Тбилисского моря лес был посажен школьниками и студентами, которых несколько лет подряд возили туда на грузовиках. Уверен, что десять-пятнадцать лично мной посаженных деревьев до сих пор там растут. Морем это водохранилище называли тбилиссцы между собой. И только несколько лет спустя название Тбилисское море стало официально географическим.
Тбилисское море быстро стало любимым местом отдыха городских жителей, и поэтому неудивительно, что оно было целью многочисленных наших школьных походов. Нередко такие вылазки на море мы совершали неорганизованно, то есть независимо от школы. В пятом-седьмом классах почти каждое лето мы, мальчишки и девчонки, по несколько раз ходили к этому морю, к его восточной части, которая почему-то особенно тщательно охранялась милицией.
Мы шли дорогой, пролегающей от нашего микрорайона на север, через железнодорожные пути, пригороды, через заброшенный аэродром, который с краёв уже начинали застраивать жилыми домами, мимо огромных, огороженных колючей проволокой квадратных участков с американскими грузовиками (поставленными в СССР ещё во время войны по ленд-лизу), через поля кукурузы, а потом по пояс в траве — до берега моря. Кстати, однажды местные мальчишки на заброшенном аэродроме показали несколько неглубоких ям, из которых они выкапывали различные металлические штуки серебристо-белого цвета, каждая из которых была тщательно завёрнута в промасленную бумагу. Несколько раз мы вместе с ними добывали эти «железяки». Как нам объясняли местные, это были запасные авиадетали, которые во время войны на всякий случай специально закапывали в землю, чтобы они не достались врагу. Самыми интересными «железяками» были гироскопы, которые на самолётах использовались для ориентирования в пространстве. Дело в том, что раскрученный сердечник гироскопа вращался долгое время, буквально часами, и не менял положения своей оси, как бы мы сам гироскоп ни вертели в руках. При этом прибор издавал монотонный, жужжащий, негромкий звук. Мы пользовались этим его свойством для школьных проказ: раскручивали сердечник гироскопа и прятали его в классе. Учителя, услышав звук, долго не могли понять, откуда он исходит, и даже пугались его, поднимали тревогу. Но вскоре эта проказа была разоблачена, и мы перенесли эти опыты на своих домочадцев.
Что касается американских грузовиков, то они в неисчислимом количестве рядами стояли на колодках — деревянных чурбаках и от долгого пребывания в подвешенном состоянии явно приходили в негодность. Через ограду из колючей проволоки было видно, что кто-то их потихоньку курочит, о чём свидетельствовали валяющиеся местами то капот, то дверки кабины, то другие части машин. Да и мы, школьники, в дни коллективного сбора металлолома не прочь были утащить эти «неприкаянные» запчасти.
Много лет спустя после этого мне довелось услышать рассказ одного из ветеранов об этих американских грузовиках, вернее, о кожаных куртках (регланах) для водителей этих машин. Куртки в комплекте с запчастями с каждым грузовиком поставлялись в количестве двух штук. Но, как и многое в России, эти регланы присваивались военными начальниками, которые не стеснялись в них щеголять. До шофёров, конечно, эти куртки не доходили. По этому поводу вроде бы Черчилль как-то высказался: «У вас в армии так много водителей, которые почему-то командуют полками, присутствуют в штабах и в составе военных делегаций, но не за рулём автомашин…»
