Кроме того, по воспоминаниям композитора, работа в этом фильме была очень приятной еще и потому, что «было много встреч с хорошими художниками и хорошими людьми, в том числе и с Владимиром Высоцким, который одухотворял всю атмосферу при создании этого фильма. Я была среди публики, когда он у костра, где-то в горах, пел свои песни. Его искусством я восхищалась не как композитор, который будет писать музыку в тот же фильм, а просто как слушатель»[79].
Говоря о музыкальной стороне творчества Высоцкого, Губайдулина не выделяет «какого-то качества, которое бы служило музыке без текста, без этой социальной актуальности»[80]. По ее мнению, «именно синтез двух составляющих создает потрясающее культурное явление, оказывается очень значительным эстетическим событием, которое к тому же очень актуально и нужно с точки зрения социума»[81]. Кроме того, С. Губайдулина считает, что именно «простота, которая свойственна этому типу искусства, играла положительную роль» и привнесение в эту музыку элемента сложности повлекло бы за собой значительные потери[82].
В 1973–1975 годах Высоцкий работает над циклом песен для дискоспектакля по сказке Льюиса Кэрролла «Алиса в стране чудес» (1977, инсценировка О. Герасимова). То, что проделал здесь Высоцкий, — очень сложная и кропотливая работа. Ведь сказка Кэрролла сама по себе очень непростая, в ней много мудрости и мудрености. Что-то добавить к ней — задача не из легких. Высоцкому же удалось поэтически ее иллюстрировать, сохранив при этом ее собственный стиль и дополнив своим. К математике он прибавил поэзию, некоторым героям, схематически намеченным Кэрроллом, он придал очень выразительные, рельефные формы (орленок Эдд, попугай Лори и другие).
Попугай Лори Высоцкого невольно вызывает в памяти «попугая с Антильских островов» Николая Гумилева:
Я — попугай с Антильских островов,
Но я живу в квадратной келье мага.
Вокруг — реторты, глобусы, бумага,
И кашель старика, и бой часов.
Пусть в час заклятий, в вихре голосов
И в блеске глаз, мерцающих, как шпага,
Ерошат крылья ужас и отвага,
И я сражаюсь с призраками сов…
Пусть! Но едва под этот свод унылый
Войдет гадать о картах иль о милой
Распутник в раззолоченном плаще, —
Мне грезится корабль в тиши залива,
Я вспоминаю солнце… и вотще
Стремлюсь забыть, что тайна некрасива.
(«Попугай»)[83]
И хотя появление персонажа в песне Высоцкого продиктовано сюжетом сказки, реминисценция из Гумилева здесь вполне возможна, ибо у Льюиса Кэрролла Попугай без «биографии», а у Высоцкого — это «пират морей»:
Послушайте все — о-го-го! Э-гегей! —
Меня — Попугая, пирата морей!
Родился я в тыща каком-то году
В банано-лиановой чаше,
Мой папа был папапугай какаду,
Тогда еще не говорящий.
Но вскоре покинул я девственный лес:
Взял в плен меня страшный Фернандо Кортес, —
Он начал на бедного папу кричать,
А папа Фернанде не мог отвечать,
Не мог — не умел — отвечать.
…………………………………..
Нас шторм на обратной дороге застиг,
Мне было особенно трудно, —
Английский фрегат под названием «бриг»
Взял на абордаж наше судно.
Был бой рукопашный три ночи, два дня —
И злые пираты пленили меня, —
Так начал я плавать на разных судах —
В районе экватора, в северных льдах…
На разных пиратских судах. (II, 284)
Правда, сам поэт иногда говорил, что это продолжение истории того попугая, который в песне «В желтой жаркой Африке» кричал: «Жираф большой — ему видней!» Но там, похоже, и Жираф «гумилевский»…[84]
Наблюдательность и способность мыслить и говорить от лица своего персонажа очень помогли Высоцкому в создании этого цикла. Сложность состояла еще и в том, что автору предстояло изобразить мир глазами ребенка. Но поэт и тут находит единственно правильный тон: он словно рассказывает всевозможные увлекательные истории (опять-таки в рамках сюжета сказки Кэрролла), избегая каких-либо нравоучений и наставлений, предоставляя своим слушателям возможность самим разобраться, что хорошо, а что плохо, где добро, а где зло:
Приподнимем занавес за краешек,
Какая старая, тяжелая кулиса.
Вот какое время было раньше,
Такое ровное, взгляни, Алиса.
Но плохо за часами наблюдали счастливые,
И нарочно время замедляли трусливые,
Торопили время, понукали крикливые,
Без причины время убивали ленивые.
Он мягко, ненавязчиво дает лишь некоторые ориентиры, как бы подталкивая своего юного слушателя к принятию правильного решения:
Обижать не следует время —
Плохо и тоскливо жить без времени.
Специалисты отмечают в работе Высоцкого над этим циклом также «нетрадиционный подход в области формы (как языковой, так и стиховой)»[85]: метрическое и строфическое разнообразие, изысканность и многообразие рифм — от ассонансных до составных — все это, с одной стороны, «работает» на стиль Льюиса Кэрролла с его заумью и игрой со словом, а с другой — дополнительно подчеркивает индивидуальный авторский стиль самого поэта с характерными для него преодолением существующих стереотипов и установкой на полифоничность.
Огромную роль в этом спектакле играет музыка, которая была написана композитором Евгением Геворгяном[86]. По воспоминаниям О. Герасимова, автора дискоспектакля, «композитор Евгений Геворгян очень многое сделал. Ведь песни в „Алисе“ — это одни из немногих песен Высоцкого, где и композитор кое-что внес свое. Надо было гитарный аккомпанемент переводить в старинную английскую музыку и как-то разнообразить его, потому что при большом количестве песен он мог стать однообразным»[87].
Работа оказалась весьма непростой и для автора сценария, и для поэта, и для композитора, но в еще большей степени — для исполнителей. Сначала их очень долго искали, от многих приходилось отказываться, ибо, как считает О. Герасимов, «песни Высоцкого рассчитаны на Высоцкого! Как бы ни называли его некоторые хрипуном, но все-таки у него в голосе две октавы — это, в общем-то, диапазон профессиональный, огромный диапазон. Кроме того, сама ритмика и стилистика весьма сложна, и она во многом отличается от ставшей сейчас традиционной манеры наших домашних певцов под гитару. Потому что люди поют весьма неточно, „вползают на ноту“. В профессиональной записи это невозможно — начать неточно, а потом влезть на ноту»[88]. Поэтому Высоцкий сразу заявил, что некоторые песни он будет исполнять сам — «Песню Попугая» и «Королевский крохей». К сожалению, из-за жесткой ограниченности метражом пластинки пришлось сократить некоторые песни — «Орленок Эд» и «Странные скачки», например. Но кроме вынужденных сокращений Высоцкий не соглашался ни на какие изменения, не шел ни на какие компромиссы, говорил, что пусть лучше песня совсем не пойдет, чем в измененном и переделанном виде. Он обязательно присутствовал при выборе исполнителя, «был на всех записях, естественно, и показывал, и требовал»[89].
