Ознакомительная версия.
Другая влиятельная часть российского общества – духовенство – также была крайне недовольна новым императором. Петр III презирал чуждые ему религиозные традиции и обряды и не считал нужным это скрывать. Свою коронованную супругу, которая выстаивала службы и старательно учила русский язык, он считал банальной лицемеркой. Полагаем, что император был не так уж далек от истины…
Император нередко, по словам современников, оскорблял национальное достоинство православных прихожан или позволял себе громко превозносить достоинства прусской армии во время религиозной церемонии.
Более того, в перспективе он планировал произвести религиозную реформу, которую, как он считал, не до конца завершил Петр I, – секвестировать церковные земли, уменьшить количество икон в храмах и ввести обряд богослужения по протестантскому образцу. Пока же молодой император в пику официальным церковным иерархам всячески покровительствовал старообрядцам, считая их «русскими протестантами». Все эти нарочитость, эмоциональная неустойчивость и откровенное прусофильство оскорбляли патриотические и религиозные чувства не только двора, но и гвардии, и прогрессивно мысливших сторонников Екатерины II. В отличие от нее Елизавета Воронцова не интересовалась большой политикой, но славилась свободомыслием и, судя по всему, была не слишком набожна. Иначе, возможно, она бы предупредила императора о том, что его положение становится все более шатким. Елизавета Воронцова закрывала глаза на мимолетные интрижки Петра с другими фрейлинами, на досуге устраивая «соперницам» беспощадные разборки с применением площадной брани и тумаков. Личные отношения с возлюбленным волновали ее значительно больше, чем политическая ситуация при дворе да и в стране в целом.
Вероятно, самым светлым моментом в его не очень счастливом браке, да и жизни в целом, была любовь к «Романовне», у которой так сладко можно было поплакать на широкой и мягкой груди. Злые дворцовые языки судачили, что в приступах гнева Лизка не раз бивала ночной туфлей своего венценосного возлюбленного, но Петр сносил все с кротким смирением. Этакая «местечковая» семейная жизнь, только герои живут во дворце и один из «супругов» по совместительству является политическим, по крайней мере, по закону, лидером…
Поэтому Воронцовы (Роман и его брат Михаил) и постарались максимально использовать свое влияние для реализации именно тех близких им проектов, которые разрабатывались еще в эпоху Елизаветы. Этим-то и объясняется принятие первых манифестов и указов, столь положительно воспринятых дворянским обществом. В первых главах уже упоминалось, что указы, созданные окружением императора и под его влиянием принятые, во многом отличают традиционный образ тщедушного солдафона-императора, от принятого некоторыми историками образа Петра III как дальновидного реформатора, пекущегося о благе своей страны и не боящегося самых радикальных мер и реформ ради ее процветания. Тут опять налицо то ли исторический диссонанс, то ли политический, ведь принято считать, что Екатерина II – прогрессивная, дальновидная, просвещенная, с самим Вольтером состояла в переписке, а супруг ее, ну что супруг, то ли солдатиков коллекционирует, то ли марширует дезабилье… Только вот глубокие исторические исследования свидетельствуют об обратном. В этом же свете о Елизавете Воронцовой складывается впечатление, как о достойной сопернице императрицы Екатерины, своеобразной государственной музе, вдохновлявшей Петра III на многие реформы.
Дезабилье (устар.) – одежда, которую надевают, встав с постели. Удобная домашняя одежда, которую не носят при посторонних.
Современники, хотя и подтверждают огромное влияние Елизаветы на великого князя и императора, говорят об инертности ее в делах политических, что вполне объяснимо – не обладая тщеславием своей сестры, по воле случая и коварного Амура оказавшись в котле кипящих событий, не стремилась играть главные роли на политической арене. Ей нравилось демонстрировать свою власть публично – на балах и куртагах, на парадных обедах – и в узком ближнем кругу. Доброе сердце мешало ей, как говорят, подтолкнуть Петра III к расправе с нелюбимой и неверной женой и занять более достойное положение и при дворе, и в государстве. Она уступила разработку политических интриг своим ближайшим родственникам, которые теперь наперебой гордились ее «взлетом» и «блестящей» участью.
Куртаг (от фр. cour – двор, и нем. Tag – день) – выход при дворе, приемный день при дворе.
Так ли это, или историки и летописцы сгущают краски, доподлинно вряд ли возможно разобраться. Но отношения этих исторических персон, Елизаветы Романовны Воронцовой и императора Петра III, тоже имеют право называться любовью, несмотря на то, что потомками им отведено не самое почетное место.
Правда и то, что отношения с сестрами у Елизаветы Воронцовой сложились не очень хорошо. Особенно младшая, Екатерина (Дашкова), будучи фрейлиной императрицы и питая к ней (императрице) искренние дружеские чувства, всячески защищала свою государыню и откровенно третировала разлучницу Елизавету. Помните обидные «толстая Лизка, неряха и проч»? Екатерина II, сама оставаясь в тени, как, впрочем, и всегда, всячески поощряла порывистую фрейлину, напичканную просветительскими идеями. Да и самому императору не один раз пришлось услышать от Екатерины Малой пламенные выступления в защиту семьи и брака, искренней любви, не отягченной супружеской изменой. На каком-то из балов, по воспоминаниям самой Воронцовой-Дашковой, он даже заступился перед ней за «честную простушку» Елизавету, добавив, что «сестрам лучше держаться вместе, а не идти на поводу у разного рода умников». Сама же Дашкова позже и напишет, что однажды Петр Федорович, заметивший яростную антипатию юной княгини к нему и «Романовне», да и кто бы ее не заметил, тем более, что скрывать-то ее никто не считал нужными явное предпочтение, отдаваемое Екатерине, отвел ее в сторону и ласково сказал: «Дитя мое, вам бы очень не мешало помнить, что гораздо лучше иметь дело с честными простаками, как я и ваша сестра, чем с великими умниками, которые выжмут сок из апельсина, а корку выбросят вон». Его совет по достоинству не оценили, как, впрочем, и всегда. Хотя произнесены были слова «не мальчика, но мужа».
Во время переворота Воронцовы вместе с остальным двором Петра III находились в Ораниенбауме. Утром 28 июня все придворное общество направилось на празднование Дня святых Петра и Павла в Петергоф, где располагалась императрица Екатерина II. Ее неожиданное отсутствие вызвало вполне обоснованную тревогу и беспокойство Петра и его доверенного окружения. Ближайшие сподвижники отправились в Петербург за точными сведениями. Петр III негодует, впадая в ярость и отчаяние одновременно. Елизавета Воронцова пытается успокоить «друга сердешного», но как утишить осознание краха и падения, желание изничтожить соперницу и предательницу… Что может быть страшнее для царя, чем понимание, что никто из его подданных, ни армия, ни даже простой народ его не поддерживают.
Ознакомительная версия.
