Андрей Алдан-Семенов - Семенов-Тян-Шанский

— Он не выйдет живым из ванны, — ответила знаменитость. — Но если случится чудо и он выживет, рассудок не возвратится к нему…

Петра Петровича вынули из ванны без признаков жизни. Он лежал на постели неподвижно, с закрытыми глазами. Марголиус, приложив ухо к его груди, долго не мог уловить сердцебиения. Больной же находился в полном сознании, все слышал, все чувствовал, но не мог приоткрыть глаз, пошевелить пальцем, сказать слово. «Несмотря на полную невозможность обнаружить какие бы то ни было признаки жизни, я размышлял о том, есть ли то состояние, в котором я находился жизнь или смерть?.. Смерти я не страшился. Единственное мое желание, если бы я мог его формулировать, состояло в том, чтобы быть в одном мире с моей милой Верой… Наконец, я почувствовал, как доктор Марголиус встал, отошел от меня и сказал кому-то: он жив, и теперь я надеюсь на его выздоровление…»

Как ни странно, способ лечения, примененный Марголиусом, действительно помог. Петр Петрович выздоровел. Но Вера быстро угасала. Скоротечная чахотка делала свое разрушительное дело. «Наступил роковой день. Она скончалась тихо и спокойно, призвав ночью к своей постели всех, на ком сосредоточивалась ее любовь».

Петр Петрович был разбит и физически и нравственно. Ему теперь казалось: жизнь утратила свое значение и смысл. Опустошенный, бродил он по петербургской квартире, и ничто не могло избавить его от тяжелых дум.

На помощь опять пришел старый друг Марголиус.

— Поезжайте за границу, дальше от мест, которые напоминают о Вере, — посоветовал доктор.

Петр Петрович согласился. Сына его Дмитрия увезла в деревню тетушка Любовь Андреевна. Петербургскую квартиру заколотили.

Весной 1853 года он выехал пароходом в Любек.

Мрачный, замкнутый, одинокий, путешествовал он по Германии. Посетил Гамбург, Ганновер, Бонн, Кельн, поднимался на легендарный Брокен, пешком прошел по Гарцу. «Жизнь моя казалась мне настолько разбитою моим утраченным счастьем, что нужно было глубоко обдумать, с чего начать новую жизнь, казавшуюся мне как бы загробного. Посвятить все свои силы каким-нибудь тяжелым, но полезным для своего отечества подвигам — вот что казалось мне единственно возможным выходом из моего непроглядного горя…»

На берегах Рейна он осматривал старинные замки. Многие из них превратились в музей средневекового оружия, мебели, утвари. В этих замках-музеях бережно сохранялась обстановка рыцарского быта, феодальной жизни средневековой Германии. Старинные замки были реставрированы.

Горечь и раздражение испытывал Петр Петрович при мысли, что русское дворянство пренебрежительно относится к памятникам родной истории. Он невольно вспоминал свое посещение поля Куликовой битвы. Изучив все летописи о знаменитой битве, он все же с трудом узнавал границы леса, где когда-то скрывалась засада князя Владимира Андреевича и Боброка, или места на реке Непрядве, в которой тонули татары. Силой собственного воображения воскрешал он и ход битвы, и бегство Мамая, и народные легенды о великом событии в истории русской.

В начале XIX столетия помещики распахали Куликово поле. Во время распашки были найдены бесценные реликвии исторической битвы. Все они погибли в пыли помещичьих сараев.

Он продолжал путешествовать по Европе, и все интересное, все достойное привлекало его внимание.

На Гарце он интересуется жизнью и экономическим положением немецких крестьян.

В Бонне знакомится с университетским городком, студенческими корпорациями.

В Семигорье, при восхождении на горные вершины, его особенное внимание привлекают вулканические породы.

В Майнце он посещает крепость, где квартируют прусские и австрийские гарнизоны. По приглашению офицеров он слушает лекции о фортификации и артиллерии. Уже носятся слухи о предстоящей войне с Россией, и ему хочется знать, есть ли какие преимущества у европейских войск перед нашими.

С грустью убеждается: военное преподавание в Германии проводится на более практической основе. Немецкие солдаты отлично вооружены. «Вооружение наших войск, не исключая и гвардии, было приспособлено только к маршировке на парадах, к красивому построению войск развернутым и сомкнутым строем… Само оружие солдат было никуда негодно».

Он вспоминает: тульский оружейный завод поставляет в армию заведомый брак. Из казенного ружья, говорят солдаты, невозможно стрелять. Оружие подвергается беспрестанной чистке, как наружной, так и внутренней. Этот парадный блеск и глянец приводит в окончательную негодность солдатские ружья. «Русская боевая сила, которая казалась нам такой многочисленной и блестящей, была только миражем». Ко всему этому надо добавить чудовищные злоупотребления, казнокрадство, палочную дисциплину. Против казнокрадства в армии бессилен даже Николай Первый. «Он четырех полных генералов разжаловал в солдаты за растрату делопроизводителем миллиона рублей из инвалидного капитала, бывшего под их наблюдением». Но что может изменить эта мера?

Злоупотребления, прекращаемые в одном месте, возникают в других. А русское образованное общество стеснено в своем духовном развитии. Если начнется война между Россией и европейскими державами, то она «будет неминуемо нами проиграна». Семенову тяжело, страшно думать о такой мрачной перспективе. «Так идти вперед Россия не может… Должна наступить пора коренных реформ во всем строе русской жизни, и главный узел этих реформ будет заключаться в отмене крепостного права…»

Из Германии Семенов переезжает во Францию.

В Вогезах он ходит по французским деревням, расспрашивая крестьян об их быте, вникая в аграрные и экономические условия их жизни. Из Вогез он спешит в Париж — слухи о войне все усиливались. Он опасается, что в Париже узнает о начале войны против России. Его опасения оправдались: Франция объявила войну.

Парижские газеты переполнены антирусскими статьями. Дух военного ажиотажа царит на бирже, буржуа и королевские сановники требуют победоносного наступления. Шовинисты кричат о славе французского оружия, вспоминают наполеоновские победы. Семенов жадно читает парижские газеты с их военным угаром, горько повторяя стихи Аксакова:

Еще в Германии он раздумывал над тем, как поступить ему, если начнется война. Вернуться в Россию, отправиться на фронт? После долгих, мучительных раздумий он решил посвятить свое пребывание за границей подготовке к двум уже твердо намеченным целям жизни: путешествию в Центральную Азию и деятельному участию в будущих реформах.