А между тем хотелось побывать и в родных пенатах. С дипломом инженера!
«Встретили меня здесь с радостью и надеждой, но пора восторгов миновала, и нужно было вновь думать о своей судьбе.
Родители считали наиболее правильным остаться мне в Саратове и поступить на работу в Городскую управу, акцизное Ведомство или еще куда-нибудь. Они думали, что, будучи уже «законченным человеком», я имею право получать на казенной службе минимум 100–125 рублей в месяц. К тому же их манила возможность моей выгодной женитьбы на богатой невесте. Единственный выход из своей бедности родители видели во мне. Они по-своему доказывали, что может дать такая женитьба: хороший дом, богатое хозяйство и т. п.
Через две недели я возвратился в Киев».
ЧТО СТОИТ ЗАОКЕАНСКИЙ ХЛЕБ
И снова в жизни Ивана Павловича Бардина резкая перемена. Пытаясь определиться на Брянском заводе, он повстречался со своим знакомцем — агрономом В. В. Талановым, будущим известным ученым-селекционером. Может быть, товарищ поможет в устройстве на завод?
— С заводом я вам помочь не могу. Но дам другой совет. Сейчас в Екатеринославе открыта выставка. На ней демонстрируется американское сельское хозяйство, и там нужен русский интеллигентный человек, который мог бы давать квалифицированные объяснения посетителям. Для вас эта работа не покажется сложной, тем более что там есть представители из Соединенных Штатов. А платить будут хорошо 125 рублей в месяц.
Итак, жизнь снова толкала Ивана Павловича на прежнюю дорожку. Экскурсоводу по выставке требовались познания специалиста по сельскому хозяйству. Но выбора не было.
Потекли дни, наполненные одной и той же обязанностью — давать пояснения скучающим посетителям выставки. Надолго ли? Впрочем, ответ на этот вопрос не представлял секрета. Осенью выставка должна была закрыться. И тут совершенно неожиданно Иван Павлович Бардин получил манящее предложение. Как-то к нему подошел представитель американской фирмы русский эмигрант Розен и спросил, чем он займется, когда выставка закроется. Что мог ответить русский инженер? Будущее, как и раньше, не сулило радости. И тогда Розен вдруг предложил свою помощь. Он поможет найти ему работу, но только за океаном — в Америке.
«Америка! Далекая заокеанская страна, о которой так много говорят и пишут… И я могу туда поехать… Нет, зачем же отказываться? Ведь здесь, на родине, во мне не нуждаются. Мне как инженеру нет работы. Еду!» Эти мысли вихрем пронеслись в голове Бардина.
— Я дам вам письмо на завод Дир, — продолжал Розен. — Вас примут, и вы будете работать. На проезд нужно собрать 250–300 рублей.
…Неизбежные хлопоты перед отъездом. Киев. Встреча и прощание с друзьями и знакомыми, и вот он уже в купе поезда Брест — Варшава — Александров.
С интересом, без всякого беспокойства ожидал молодой русский инженер границы. Что он увидит дальше? По таможенным правилам почему-то запрещалось провозить лишь табак и духи. Это в корзинке (единственно, что было у транзитного пассажира) отсутствовало.
Состояние радостного ожидания быстро исчезло, как только поезд проследовал на германскую сторону. В вагон вошел немецкий жандарм и, тыкая увесистой палкой в чемоданы, велел их раскрыть, а также предъявить паспорта. На запись в паспорте Бардина, что он инженер, чин даже не взглянул. Зато обратил внимание на неказистую корзинку: «Не велика птица!» И, не задерживаясь, скомандовал:
— А ну-ка, пане, вышпентовывайтесь!
Удивленный и расстроенный «господин инженер», как его еще полчаса назад именовал вагонный проводник, вышел из вагона, взяв свою корзинку. За ним были выставлены еще несколько человек, и поезд укатил.
Погоняемые двумя жандармами, люди двинулись к станции. Оглядев своих спутников, Бардин понял: все они бедные люди. А потому подозрительные, подлежащие карантину. Ведь с ними можно не церемониться.
Так и было. Всех бедных эмигрантов пригнали в грязное пристанционное помещение за высоким забором, отделили женщин и детей от мужчин.
Людей волновал один вопрос: что с нами будет? А среди эмигрантов уже шныряли какие-то личности и предлагали купить у них билеты на проезд в Америку.
— Не думайте отказываться! — на ломаном русско-польском убеждал Бардина один из них. — Если вы хотите уехать сегодня и сегодня же быть в Берлине, купите «шифскарту» у меня. Это вам будет стоить не больше, чем в Берлине, зато здесь вас не задержат. Будете спать в хорошей гостинице.
Наверное, это было так. Не споря, Иван Павлович купил билет второго класса на пароход Гамбургской линии, и не прошло полчаса, как его вызвали к доктору. Тот закапал в глаза лекарство и направил в душ. Все здесь было грязно, антисанитария лезла в глаза. Но спорить не приходилось.
Ночью он был уже в Берлине.
Огромный океанский пароход, швартовавшийся в Гамбурге, производил очень сильное впечатление. Масса движущихся людей и грузов, сцены расставания… На всю жизнь запомнил Иван Павлович лица отъезжающих, в особенности семейных, может быть, навсегда покидавших свои страны. Тоска, грусть, страх перед неизвестностью — все это застыло на их печальных лицах.
Для человека, впервые очутившегося в море, все на пароходе было необычным. Переезд через океан длился шесть суток, и все это время Атлантика хмурилась, холодные свинцовые валы не переставали атаковать судно.
Здесь, как и на суше, располагались два мира: мир людей, продающих свою рабочую силу, и мир господ. Первые располагались внизу, рядом с грохочущими машинами, рядом с трюмом. Вторым за соответствующую плату предоставлялись светлые каюты, ближе к солнцу и свежему морскому воздуху.
Те и другие плыли в страну надежд, но надежды эти были различны. Найти работу, обрести наконец человеческое существование, поймать, удержать в своих руках, не боящихся труда, хотя бы маленькое, но свое счастье. И надежды, витающие в сфере бизнеса — коммерческих операций, сделок, афер… Да нет, не надежды, а расчеты. Расчеты и связанные с ними надежды на счастье, которое в мире всех этих людей оценивается только в валюте.
Встреча с Новым Светом была именно такой, как ее описали уже множество раз. Ho для Бардина она была единственной и неповторимой. Вечером он торопливо записывал свой впечатления:
«Ранним утром, в густом тумане мы подплыли к Нью-Йорку. Подошел маленький пароходик. Выскочивший из него санитарный инспектор поинтересовался, нет ли больных, проверил документы…
Прошло немного времени, и началась высадка пассажиров. Сначала разрешили выходить пассажирам первого и второго классов, на которых правила о карантине не распространялись. Пассажиров третьего класса выпустили лишь после того, как пароход подплыл к острову, где находился карантин.
