Такие посещения пугали жену и детей каким-то мистическим страхом, все смотрели на его действия так же молча, не смея нарушать течения каких-то тайных дум человека, ушедшего мечтами в другой мир.
А его жена с моей женой все ходили на базар вместе продавать Антоновы жилетки, которых бралось откуда-то бесконечное число».
Во время колчаковщины Сорокин скрывал у себя от белых поэта-коммуниста Александра Оленича-Гнененко, беллетриста Николая Анова и других. В этом выразились его симпатии к новым людям и ненависть к власти капитала. Он умер молодым весною 1928 года в Москве, возвращаясь из Крыма, так и не успев издать своих произведений.
На той стороне Омки жил поэт Георгий Вяткин, человек небольшого роста, с рыжеватыми усами, выступавший в сибирской и центральной печати, в частности в короленковском «Русском богатстве». У нас в семье любили и часто декламировали его стихи.
Вяткин собирал автографы замечательных людей. Его собрание украшали автографы Пушкина, Толстого, Тургенева, Чехова. Многие годы он переписывался с Буниным, Куприным, Горьким, Ромен Ролланом. Такой человек не мог не интересовать отца.
Близкие отношения завязались в Омске с известным сибирским поэтом и ученым Петром Людовиковичем Дравертом. Все мы радовались, когда среди других писателей у нас появлялся Драверт. Это обычно бывало в среду или воскресенье. Собравшиеся вокруг большого стола, на котором беспрестанно дымился самовар, не таясь, свободно высказывали свои мнения, вступали в беседы и споры, обсуждая новые произведения, проблемы литературы и жизни. Однажды во время горячей дискуссии отец внезапно ушел в другую комнату.
— Папа пишет, — доложил кто-то из детей.
Минут через двадцать хозяин дома как ни в чем не бывало вернулся к гостям. Такова была атмосфера простоты и сердечности в отношениях этих людей. О таких вечерах Малютин вспоминал в стихотворении «П. Л. Драверту».
После Всеволода Иванова, к которому Малютин испытывал отеческое расположение, он, пожалуй, больше всех любил Драверта, ценя в нем борца за правду, брошенного царизмом в Сибирь, талантливого поэта, ученого, прекрасного человека. Бесконечно родной была отцу поэзия Драверта, она отразила его научные интересы и все же осталась истинной поэзией; в ней трогало умение показать красоту сибирской природы и слить ее с переживаниями человека, своеобразна печально-торжественная напевность стиха.
В свою очередь, Петр Людовикович уважал Малютина за его литературный энтузиазм, за страстное, все преодолевающее стремление к высокой культуре. Ценил Драверт и то, что Малютин не только сам просвещался, но воспитывал это качество в других людях. Характерен следующий факт. На писательские собрания и чтения Малютин приглашал батрака Ивана Кочанова, служившего у главы товарищества «Мыловар». Знакомство с парнем началось с того, что Малютин позвал его, выпрягавшего на морозе лошадь, зайти погреться. Батрак был удивлен обилием книг в нашей квартире; все они, как всегда, были любовно переплетены их владельцем. Достав одну из них, хозяин предложил гостю почитать. «Очень хорошо!» — воскликнул отец, обрадовавшись несказанно, что батрак был грамотен. И с тех пор начал снабжать юношу произведениями Некрасова, Короленко и других классиков, правда, читать их батраку приходилось тайком, потому что господа (Штаревы) видели в этом непозволительное для людей подобного звания баловство. Впоследствии Кочанов стал коммунистом, руководил колхозам.
У меня хранятся «Стихотворения» Драверта, вышедшие в Казани в 1913 году, подаренные отцу с трогательной надписью:
«Неутомимому искателю истины, сеятелю добрых семян, собрату по Музе — дорогому Ивану Петровичу Малютину с дружеским приветом от автора. Омск, 14 мая 1920 г.»
Поэт-ученый считал своим долгом дарить другу все, что выходило из-под его пера, вплоть до «Определителя важнейших сибирских минералов с указанием их месторождений», изданного Западно-Сибирским отделом Русского географического общества.
Малютина и Драверта сближало и то, что оба они, будучи высланными в Сибирь за политическую деятельность, полюбили ее как вторую родину. Драверт навеки остался в краю изгнания, отдав ему весь свой многосторонний талант.
Помнится один из праздничных дней 1920 года, когда Петр Людовикович, как всегда скромно одетый, навестил наш дом. За столом я попросила гостя прочесть что-нибудь. Он поставил условие: «Если Тоня прочтет свои стихи, то и я прочту». К удивлению поэта, я рассказала свой первый детский стишок о весне — «Растаял беленький снежок», сильно подправленный отцом. И пришлось Драверту выполнять свое обещание. Его умное благородное лицо с высоким лбом озарилось вдохновением. Стихи необыкновенно гармонировали с обстановкой тихой, тускло освещенной комнаты:
Спит моя малютка… Словно крылья птицы,
Крылья черной птицы с северных озер,
Опустились вниз тяжелые ресницы,
И дрожит тенистый на щеках узор…
Это было наше любимое стихотворение «В предгории», созданное поэтом еще в 1912 году в Казани. Что-то удивительно чистое и светлое осталось в памяти от этого вечера…
Не раз ходили в сельскохозяйственный институт слушать лекции Драверта. После них профессор минералогии покоряюще декламировал свои стихи. Не забыть его одухотворенное лицо, обрамленное длинными волосами, округленные блестящие глаза, когда он читал о буре на Лене:
Валы мутнеют зеленым гневом,
Спешат родиться и умирать;
Но, возникая с глухим напевом,
Над ними мчится другая рать…
Запомнилась одна очень интересная лекция Драверта о эскимосах. После выступления студенты окружали любимого профессора, просили автографы. В институте у него был минералогический кабинет, в котором поражали коллекции редких камней, раковин, сохранявших морской шум, старинной посуды. На столе лежал череп какого-то древнего человека. И здесь наука уживалась с поэзией — ученый охотно знакомил посетителей со своими поэтическими творениями. Как память о его дружбе с миром камней, у меня осталась подаренная им обезьянка, высеченная из черного мрамора.
Однажды письмо Петра Людовикович а передал приезжавший в Новониколаевск сын его. Сохранилось около двадцати писем Драверта в отцовском фонде московского Гослитмузея. Они дают представление об удивительной энергии и неутомимой деятельности поэта-ученого на благо социалистической родины. Он даже в последние годы жизни был председателем Омской метеоритной комиссии и возглавлял геологические бригады, искавшие в Прииртышье известковое сырье и другие ископаемые, нужные промышленности. Более всего тянула минералогия.
