По просьбе Катукова Сталин приказал включить в состав 3-го механизированного корпуса соединения из 1-го танкового: 1-ю гвардейскую и 49-ю танковые бригады, 1-ю мотострелковую бригаду, перевести в корпус помощником командира по технической части Дынера и начальником оперативного отдела Никитина.
От Верховного Главнокомандующего Катуков сразу же направился к Федоренко. Он рассказал ему во всех подробностях о разговоре со Сталиным, ответил на вопросы и, поощряемый одобрительными репликами Федоренко, как говорится, излил душу, высказал все, что он передумал, командуя танковым корпусом.
- Танков стало намного больше. Вроде бы количество должно перейти в качество, - горячился Катуков. - Появились танковые, а теперь вот и механизированные корпуса. Это же увесистые кулаки! А у нас что? Не кулаки, а растопыренные пальцы! Ни разу не было нанесено по противнику массированного удара крупными танковыми силами! А взаимодействие?
- Правильно! - охладил Катукова Федоренко. - Правильно мыслите. И не вы один.
- Так в чем же дело?
- В опыте. Тут что-то вроде болезни роста. Не все из общевойскового командования смогли правильно понять, как нужно использовать крупные танковые силы, организовывать их взаимодействие с другими родами войск. Сейчас по этому поводу готовим проект приказа наркома. Скоро получите.
И действительно, 16 октября 1942 года был издан специальный приказ народного комиссара обороны, в котором были вскрыты недостатки в боевом использовании танковых сил.
В приказе подробно излагались все основные вопросы тактики и организации действий танковых частей и соединений, определялись принципы и порядок их взаимодействия с пехотой, артиллерией и авиацией. Много внимания в нем было уделено танковым и механизированным корпусам. Они объявлялись средством армейского и фронтового командования для действий на главном направлении в качестве эшелонов развития успеха. Распыление их сил, выделение им самостоятельных участков обороны воспрещалось. Позже Катуков писал: "Этот приказ сыграл большую роль в дальнейшей судьбе танковых войск. Он, по существу, стал важнейшей теоретической основой их боевого применения".
Ничто так быстро и прочно не определяет отношения людей, как война. Но она же и неумолимая разлучница. В 1-м танковом корпусе остался Бойко. И, как ни тяжело это было, Катуков понимал: там Бойко, как "старожил", нужнее. Комиссаром 3-го мехкорпуса был назначен опытный политработник, бригадный комиссар Н. К. Попель. Войну он начал комиссаром той самой 15-й танковой дивизии, из бойцов и командиров которой была сформирована 4-я танковая бригада. Видно, потому, что вновь встретился со многими своими боевыми соратниками, а еще более потому, что был он, как говорят, теперь, человеком коммуникабельным, Николай Кириллович быстро нашел подобающее ему место в боевом коллективе, проникся его нуждами и заботами.
Катуков, ободренный приказом наркома обороны от 16 октября 1942 года и укрепившийся в правоте своих взглядов, многое пересматривал в те дни. В его, если так можно выразиться, "творческой лаборатории" кипела напряженная работа, и он все четче и яснее представлял себе подлинные возможности крупномасштабных действий танковых сил.
- Твои мысли - это нечто вроде сосредоточения сил, - сказал как-то Попель, с которым Катуков нередко делился своим соображениями. Массированное применение танковых войск для нас дело новое. И тут без работы собственных мозговых извилин никак не обойтись. Придет время многое реализуешь.
Но были и думы другого рода - личные. Волновало здоровье отца. Писали, что тоскует Ефим Епифанович, беспокоится: удастся ли свидеться с сыном?
- Сколько раз уже был рядом, а к отцу никак не вырвался! - подосадовал как-то Катуков Попелю, получив еще одно письмо от отца.
- Да, - раздумчиво ответил тот. - Не очень-то мы часто видим родителей. Да ведь жизнь-то наша...
Вспомнив, видимо, и свои личные горести, Попель неожиданно рассказал свою биографию.
- Моя жизнь вроде бы тоже ничем не примечательна. А времени всегда в обрез, всегда все личное на потом откладываю, - вздохнул Катуков.
"Ничем не примечательная" жизнь Михаила Ефимовича в действительности была весьма примечательной для людей его поколения и судьбы.
Родился Михаил Ефимович в селе Большое Уварове под Коломной 17 сентября 1900 года в семье крестьянина-бедняка. Клочок плохой земли - песок да суглинок - семью прокормить не мог. Отец, как и многие односельчане, часто уходил на заработки в Петербург, где промышлял разной работой. Возвращался усталый, приносил мало - едва удавалось кое-как сводить концы с концами. Но леденцы для сына никогда не забывал, по-мужски скупо ласкал его. И нелегко ему, наверное, было написать жене из Петербурга, что пора и 12-летнего Михаила к делу приставить, что нашел он для него кое-что стоящее.
Роняя слезы, мать уложила в корзинку из ивовых прутьев кое-какое бельишко и нехитрую деревенскую снедь. С ней и отправился Михаил к отцу в Петербург на заработки. "Стоящим" делом оказалась работа "мальчиком" в молочном магазине. Пять лет мыл бутылки, драил дверные ручки, протирал кафельные полы, разносил заказчикам молоко.
Жизнь в столичном городе учила многому. Разница между богатыми и бедными здесь была еще более разительной, чем у них в селе. Да и бедные в городе были совсем иными - они не хотели мириться со своей обездоленностью.
Огромное впечатление на Михаила произвела Февральская революция. Митинги, демонстрации - многого он тогда наслушался, да и понимать кое-что стал. Видел, как огромные толпы народа спешили к Финляндскому вокзалу встречать Ленина. А когда чуть позже он услышал, что Ленин - немецкий шпион, в смятении пришел к отцу. "За народ он, за фабричных да за нас лапотников, - разъяснил Ефим Епифанович. - Ты хозяев-то не слушай, они свою линию гнут. К фабричным больше присматривайся. Они покрепче нас, деревенской голытьбы, и за себя всем миром стоят".
В дни Октябрьской революции 17-летний Михаил вместе с красногвардейцами участвовал в разгроме юнкеров, засевших в гостинице "Севастополь". Потом вернулся в родное село - из "мальчиков" вырос и по возрасту и по сознанию. Твердо решил горой стоять за новую власть, за Советы. Как? Этого он еще не знал. Но жизнь сама определяла пути его поколения. Шла гражданская война. В 1919 году Михаил добровольцем вступил в Красную Армию, воевал против белополяков, банд Булак-Булаховича, Савинкова и других врагов Советской власти.
Тяжело было, а все же полюбилась Катукову военная служба. Стать красным командиром - эта мечта все больше овладевала им. Видимо, взводный, с которым Михаил не раз делился своими думами, доложил о его стремлении по начальству. Однажды он объявил Катукову:
