Владимир Орлов - Двойной агент. Записки русского контрразведчика

   Владимира Орлова назначили судебным следователем в Лодзь. Все, кто служил в городе в административных органах — в суде, полиции и жандармерии, находились под сильнейшим впечатлением лодзенских событий всего годичной давности. Тогда рабочие предприятий города после расстрела демонстрации подняли вооруженное восстание. Разгорелись ожесточенные уличные бои, в ходе которых погибло много восставших. Не обошлось без жертв и со стороны властей.

   Офицеры охранного отделения и полицейские работали не покладая рук над установлением зачинщиков кровавых событий. Многие деятели революционного подполья были арестованы, и теперь проводилось расследование происшедшего.

   В своих биографических заметках Орлов не упоминает о конкретных уголовных делах, кои поручались ему в то время. Однако твердо можно сказать, что университетские знания и дополнительная учеба в Америке даром не пропали. По меркам судебного ведомства, он делает неплохую карьеру, переходя на все более сложные участки работы в разных городах Польши.

   Владимир Григорьевич Орлов в 1911 году занял должность следователя в Варшаве и специализировался на раскрытии дел об измене государству и шпионаже. В это время министр юстиции И. Щегловитов признал необходимым сосредоточить предварительное следствие по данной категории дел у наиболее опытных юристов, На основе специального решения, утвержденного царем, учреждались четыре должности судебных следователей по особо важным делам. В числе чиновников, отобранных для назначения на эту чрезвычайно ответственнейшую должность, был и В. Г. Орлов, И вот в 1912 году соответствующий приказ вступил в силу, За Орловым закреплялось все западное пограничное пространство, включая территорию дислокации Варшавского, Виленского и Киевского военных округов. Он наделялся правом не только самому вести наиболее важные уголовные дела, но и истребовать необходимые ему доклады от других следователей, а также служебную информацию из органов контрразведки и охранных отделений.

   Именно в это время Орлов приступил к созданию своего любимого, но принесшего впоследствии ему столько неприятностей детища — знаменитой «картотеки на политических преступников, шпионов и подозреваемых в шпионаже лиц». Собирание вырезок из газет, подлинников и копий, различных документов, фотографий и вещественных доказательств стало его многолетней страстью, не угасшей до последних дней жизни. Канцелярское на первый взгляд занятие — составление архива — имеет исключительно важное значение в деятельности специальных служб. И это прекрасно понимал Владимир Орлов. Широкий размах тайных операций, развернувшихся еще до первой мировой войны, требовал накопления, систематизации и анализа массы разрозненных сведений об иностранных разведорганах, построении их негласной сети, личностях резидентов и секретных сотрудников. На серьезном уровне такая работа велась в Департаменте полиции, свои оперативные архивы имели охранные отделения и жандармские управления. Молодая, набирающая опыт русская военная контрразведка тоже уделяла внимание архивной службе.

   Следователь по особо важным делам конечно же мог и не заниматься этой рутиной, поручить всю работу архивным клеркам. Но Орлов, как уже отмечалось, имел свой взгляд на подобные учеты, не раз на практике убеждался в необходимости иметь их под рукой и использовать при новых расследованиях.

   В своей книге Орлов описывает, как спасал архив, вывозя его с фронта в Петроград, и можно добавить, что с не меньшей изобретательностью он проделал ту же операцию еще несколько раз. Каждый такой эпизод мог лечь в основу детективного романа.

   Расследуя шпионские дела, которых становилось все больше и больше, Орлов, как и многие его коллеги из контрразведки и охранных отделений, ощущал неотвратимость столкновения с Германией и Австрией. Усиление шпионажа — лакмусовая бумага подготовки боевых действий. И вот война разразилась. Как и в русско-японскую, Владимир Орлов добровольно надевает военную форму и получает назначение в артиллерийскую часть в крепость Оссовец. Вполне естественно, долго он там не задержался. Следственная практика и знание польского языка потребовались в разведотделе штаба главнокомандующего Северо-Западным фронтом. За неимением других вакансий юрист с многолетним стажем назначается на скромную должность переводчика, однако с обязанностью участвовать в контрразведывательной работе.

   Надо сказать, что в начале первой мировой войны русская контрразведка оказалась в довольно сложном положении. В связи с развертыванием новых частей и соединений катастрофически не хватало офицеров и полицейских чинов, имеющих хотя бы общее понятие о борьбе со шпионажем. Трудно понять, почему в этих условиях ряд опытных офицеров переводился на командные должности. Показательным в этом отношении является назначение начальником штаба корпуса генерала Николая Монкевица, несколько лет возглавлявшего всю разведку и контрразведку Генерального штаба русской армии.

   Как отмечал в своей книге упомянутый уже генерал Батюшин, «Ставка верховного главнокомандующего обращала на контрразведку столько же внимания, сколько и на тайную разведку, то есть предоставила им обеим работать по их собственному усмотрению, без общего руководства». По словам генерала, к контрразведке относились преступно беззаботно многие высшие чины армии до начальника штаба верховного главнокомандующего включительно. В штатах контрразведывательных отделений не предусматривалось должностей следователей, а гражданские и даже военные юристы не имели в большинстве своем опыта раскрытия шпионских дел, работы с агентурными материалами, сводками наружного наблюдения, перлюстрированной корреспонденцией, не обладали знаниями о деятельности иностранных разведок.

   Орлов всем этим обладал, но статус переводчика не давал ему возможности проводить какие-либо следственные действия, а посему он ограничивался консультациями, рекомендациями, советами, Но экспрессивная, деятельная натура прапорщика артиллерии подталкивала его к более активным шагам. Ему казалось, что многие расследования ведутся не в том направлении, в котором нужно, без должной интенсивности и решительности. И свое мнение он не скрывал не от сослуживцев, не от высшего начальства. Нравилось, естественно, это далеко не всем. Излишняя ретивость, тем более затрагивающая интересы, личное благополучие некоторых армейских чипов, способная отрицательно повлиять на продвижение по службе, затормозить получение чинов и наград, порождала недоброжелательность, а порой и ненависть. «Честные штабы, — писал официальный биограф Ставки верховного главнокомандующего капитан Михаил Лемке, — любят его присутствие: оно наводит страх на негодяев в области воровства». Тот же Лемке зафиксировал и циркулировавшие об Орлове слухи, что, мол, он из таких юристов, которые не прочь создать улики, если человек им кажется виновным.