Однако в последний момент Бен-Гурион сталкивается с серьезным противодействием со стороны Эйзенхауэра. В субботу 28 октября в восемь часов вечера посол США приносит ему послание с грифом «секретно». Ссылаясь на предыдущий обмен посланиями и, в частности на письмо Бен-Гуриона, подчеркивавшее его беспокойство близким вторжением в Иорданию иракских войск, Эйзенхауэр обращается к нему с предостережением:
«Насколько мне известно, иракские войска не вошли в Иорданию… Я вынужден со всей откровенностью выразить беспокойство, которое ощутил, узнав о проводимой вами мобилизации; боюсь, что эти действия будут только способствовать росту напряженности, которую вы хотели бы снять… Я по-прежнему убежден, что только мирное и терпимое отношение способно изменить ситуацию к лучшему, и повторяю обращение, которое было вам передано через Госсекретаря Даллеса, с просьбой к вашему правительству не прибегать к силе, что явилось бы угрозой миру и крепнущей дружбе между нашими странами».
Бен-Гурион обещает не замедлить с ответом. Посол пытается выведать его намерения и задает коварный вопрос: будут ли эвакуированы из Израиля находящиеся там американцы. Старик отвечает, что не уполномочен объясняться на эту тему. Американцы не сомневаются, что Израиль готовит нападение на юге, и их взоры обращены к восточной границе. В этот же день Абба Эбан вызван в Государственный департамент, где на стене в кабинете Даллеса видит огромную карту Израиля и Иордании: Вашингтон убежден, что Израиль готовится к проведению боевых действий, направленных против этой страны.
Не успев ответить на предыдущее письмо, Бен-Гурион снова получает секретное послание Эйзенхауэра:
«Сегодня утром я получил свежие отчеты с сообщением, что мобилизация военных сил Израиля продолжается и почти завершена… Я дал распоряжение обсудить положение с Соединенным Королевством и Францией, подписавшими трехстороннюю Декларацию 25 мая 1950 года, и просить их предпринять все необходимые усилия для улучшения ситуации».
Послание заканчивается настоятельной просьбой «не предпринимать ничего, что могло бы представлять угрозу миру». Упоминание об обращении к Великобритании и Франции свидетельствует о его ошибочном понимании происходящего.
Незадолго до полудня 29 октября Яков Герцог, новый политический советник Бен-Гуриона, приносит ему проект ответа Эйзенхауэру. Он описывает «экспансионистскую политику» полковника Насера, которая вызвала «в регионе беспрецедентную напряженность», упоминает о перевооружении Египта через массовые советские поставки, о его угрозах уничтожить Израиль, о вторжениях отрядов смертников «fedayin», блокаде Суэцкого канала и Тиранского пролива. Он подчеркивает, что создание единого арабского командования «стальным обручем сжимает границы Израиля». Но самое главное было в конце:
«Учитывая факты большого скопления иракских войск на иракско-иорданской границе с единым командованием Египта, Сирии и Иордании и новой волны вторжений египетских банд на израильскую территорию, мое правительство изменило бы своему основному долгу, если бы не приняло все необходимые меры для обеспечения того, чтобы цель арабов — силовое устранение Израиля — не была достигнута».
В ответе не содержится никаких обязательств не начинать боевых действий. Но что самое важное, любой опытный политический обозреватель, прочитавший этот текст, сразу бы понял, что в нем говорится о неизбежном нападении.
В самом деле, в 16 часов 59 минут 395 израильских парашютистов десантируются с летящих на небольшой высоте самолетов, чтобы не попасть под египетские радары, установленные на гребнях Синая. Информационные агентства разносят весть по всему миру: Израиль начал войну. В то же самое время в Госдепартаменте в Вашингтоне, в разгар беседы с Абба Эбаном, который отстаивает мирные инициативы Израиля, помощнику Госсекретаря Роунтри вручают лист бумаги, вырванный из телетайпа. Мельком взглянув на текст, он сухо говорит послу: «Думаю, что эта беседа приняла несколько академичный характер». В Дели, направляясь на встречу с Неру, Моше Шарет покупает газету и из нее узнает, что его страна вступила в войну. Теперь израильские послы во всех столицах мира знают то, что долго хранилось в тайне. Синайская кампания началась.
Больше всего Бен-Гуриона тревожил день 30 октября, когда согласно плану израильские войска должны были одни выступить против врага, а города страны попадали под угрозу бомбардировки египетской авиацией. Но ВВС Насера проявили себя «бумажным тигром». Кроме одного-единственного бомбардировщика «Ил», который глубокой ночью проник в израильское воздушное пространство, вражеские летчики оказываются слишком осторожными, чтобы подвергнуть себя опасности у границ еврейского государства. В своем доме в Тель-Авиве Бен-Гурион грызет ногти от беспокойства: он ждет оговоренных в Севре ультиматумов, которые должны были быть выдвинуты еще несколько часов назад. «Я не был уверен, что Иден сдержит свои обещания», — напишет он. Наконец вечером Яков Герцог приносит ему ультиматумы и проект ответа. Поздно ночью ответы враждующих сторон приходят в Лондон и Париж: Израиль принимает ультиматум, Египет его отклоняет. Тогда Франция и Великобритания заявляют о своем намерении вмешаться в течение ближайших часов.
31 октября тревога израильских руководителей возрастает, поскольку французская и английская авиация не спешит перейти к действию. Во второй половине дня Бен-Гурион раздражается все больше и больше, видя, что бомбардировки так и не начались. Срочный телефонный звонок начальника штаба ВВС Дана Толковского делает атмосферу просто невыносимой: из надежного источника ему стало известно, что египтяне готовятся к бомбардировке Тель-Авива, поэтому он просит разрешить нанести упреждающий бомбовый удар по аэродрому, расположенному к западу от Каира. Бен-Гурион категорически запрещает: «Поскольку египтяне не бомбят наше мирное население и аэродромы, мы тоже этого не сделаем». Старик предпочитает дождаться франко-английских бомбежек. Только поздно вечером французы и англичане перешли к действию. «Хотя Иден опоздал на двенадцать часов против назначенного, — замечает он, — и хотя меня мучил страх увидеть разбомбленными наши города и аэродромы, наши партнеры сдержали основные свои обязательства». Начался самый жестокий бой не только на поле битвы Синая, но и на политической арене. В результате экстренного заседания Совета Безопасности Эйзенхауэр вновь пытается оказать давление на Израиль. Его помощник Шерман Адамс звонит раввину Абба Хиллель Силверу, одному из лидеров американских сионистов, с просьбой незамедлительно передать Бен-Гуриону следующее:
