Имея дело со словарем, и читатель, и автор, пишет Милош, балансируют между многогранностью правды и ее упрощением[515]. С одной стороны, предельная редукция сказанного: алфавитная систематизация материала. С другой стороны, собрание словарных статей — «потенциальная» (то есть еще не написанная, пока не развернутая) «повесть о нашей современности и нашей цивилизации». Форма словаря — единственная возможность упорядочить жизнь и одновременно сохранить не только ощущение ее целостной бесконечности, но и множественности отдельных дискретных фрагментов. Словарная форма — еще один способ подчеркнуть значимое для Милоша положение: человек живет прежде всего в пространстве языка, культуры, памяти, а не в том, что мы привыкли именовать физической реальностью.
В этом контексте словарь с его упорядоченностью говорит о возможности приближения к мимесису. «Азбука» Милоша — это иконический знак мира, культуры. В пространстве этого текста автор и читатель связаны общей целью: догнать ускользающий и постоянно обновляющийся смысл вещей.
Форма словаря в равной степени предоставляет свободу и тому, кто его пишет, и тому, кто его читает. Руку автора направляет память, в которой люди, вещи, события, мысли связаны ассоциативными переходами, а не хранятся в жестко зафиксированных логикой парадигмах. Автор — одновременно и наблюдатель истории, и ее участник: его биография — судьба в «клубке сплетенных судеб» не только своего столетия, но и судеб своих предшественников в литературе и интеллектуальной истории. Поэтому у писателя нет времени, чтобы доводить сказанное до стилистического совершенства (cyzelowanie). Поэтому атрибуты словаря как художественной формы — стилистическая дистилляция и редуцированность, или выборочность отображаемых объектов. Милош отмечает: кому-то сама выборка (словник) может показаться случайной, но она не случайна для него. Читателю же предоставлена возможность выбора стратегии чтения: по порядку или выборочно, тематически или передвигаясь по внутрисловарным ссылкам, прокладывая маршруты в гипертекстовом пространстве. У Милорада Павича: «…чем больше ищешь, тем больше получаешь; так и здесь счастливому исследователю достанутся все связи между именами этого словаря»[516].
И одновременно «Азбука» — это книга о самом Милоше, его «интеллектуальная биография», не требующая хронологии, попытка самоопределения (a search for self-definition). Что значит для Милоша — быть Милошем? В автобиографическом словаре этой проблеме посвящена отдельная статья («Autentyczność»): «Я всегда боялся, что притворяюсь кем-то другим, не тем, кто я на самом деле». Человеку крайне трудно обнаружить зафиксированную точку — себя самого, пребывающего вне стилистических влияний, «утвержденных» культурой форм и традиций, заимствованных направлений мысли. В качестве художественной формы словарь позволяет автору не столько пунктирно наметить границы памяти, сколько очертить аутентичность — обозначить свое место в культуре. Это происходит в тот момент, когда Милош пишет о тех, с кем его мысль звучала в унисон или в одной тональности: Уильяме Блейке, Симоне Вейль, Оскаре Милоше.
Несмотря на кажущуюся закрытость (от А до Я, или от А до Z в оригинале) словарь — открытая книга, текст, идеальная структура которого всегда «чуть впереди своего автора» текст, смысловая потенция которого больше того, что в нем актуализировано. Словарь как интеллектуальная биография пишется не сразу, а с возвращениями: «…разные мои прозаические произведения складываются в своего рода мозаику — роман о двадцатом веке».
Действительно: в 1997 году «Abecadło Miłosza» («Азбука Милоша»), в 1998 году «Inne Abecadło» («Другая азбука»), в 2001 году «Abecadło». И даже с уходом Милоша его словарь не стал закрытой структурой. Он открыт для комментариев и переводов, для чтения на разных языках, для читательских заметок на полях. Каждый из нас прочтет эту книгу, опираясь на свой текст памяти, на свою «азбуку». И по мере роста «словаря» нашей жизни будет расти и книга Милоша.
Елена Бразговская
См. стихотворение Милоша «Ars poetica?».
Имеется в виду отъезд семьи Милошей в Россию, где в 1913 г. отец поэта Александр Милош начал работать инженером.
Речь идет о фотографии, где отец Ч. Милоша стоит с Фритьофом Нансеном и группой моряков на борту корабля «Фрам», вошедшего в устье Енисея. В то время А. Милош жил с семьей в Красноярске.
Шетейни (ныне Шетеняй) — имение, где родился Ч. Милош, и расположенная поблизости одноименная деревня в 15 км к северу от Кедайняя и 65 км от Каунаса. См. также статью «Шетейни, Гинейты и Пейксва».
Общество шубравцев — польск. Towarzystwo Szubrawców — либеральное общество, созданное по образцу масонской ложи, существовавшее в Вильно в 1817–1822 гг. Его члены публиковали сатирические и антиклерикальные статьи в виленских печатных изданиях.
Филоматы — Общество филоматов, почитателей науки (греч.), тайное общество студентов и выпускников Виленского университета, существовавшее в 1817–1823 гг. (с 1821 г. без названия). Основными целями были самообразование и самосовершенствование, но в 1819 г. программа общества приобрела патриотическую и политическую направленность. Одним из основателей был Адам Мицкевич. Деятельность общества закончилась арестом его членов и судебным процессом.
Журнал «Пшеглёнд виленский» («Przeglad Wileński») — «Виленское обозрение».
Станислав Свяневич — см. статью «Свяневич, Станислав».
«Крайовость» — «крайовцы», группа польской интеллигенции в начале XX в., желавшая соединить польское национальное сознание с литовской государственностью и предлагавшая возродить независимое от Польши Великое княжество Литовское.
Национал-демократы — польское политическое движение националистического и антисемитского толка, возникшее в конце XIX в. Особенную популярность приобрело в 1930-е гт. Национал-демократы считали, что этические ценности личности должны быть подчинены интересам нации.
Легионы — польские легионы (1914–1916), польские войска в составе австро-венгерской армии, сформированные в Кракове по инициативе Юзефа Пилсудского и участвовавшие в Первой мировой войне. Впоследствии на их основе была создана польская армия.
