— Господин граф, — обратилась она к нему, — насколько мне известно, Версаль хорошо знаком Вам, не так ли?
— Мадам, более двадцати лет я поддерживал доверительные отношения с покойным королем. Он был столь добр, что удостаивал меня своим благосклонным вниманием, используя мои скромные возможности в некоторых ситуациях, и я думаю, он не сожалел об оказанном мне доверии.
— Вы выразили желание, чтобы мадам д’Адемар привела Вас ко мне. Я питаю к ней глубокую привязанность и не сомневаюсь в том, что то, о чем Вы хотите рассказать мне, достойно нашего внимания.
— Полагаясь на свою мудрость, — сказал граф торжественным голосом, — королева поймет важность слов, которые я собираюсь сказать. Партия энциклопедистов жаждет власти и получит ее, только если полностью уничтожит духовенство, а для этого нужно опрокинуть монархию. Эта партия в поисках лидера среди членов королевской семьи остановила свой выбор на герцоге Шартрском. Сей принц станет марионеткой в руках людей, которые без всякого сожаления пожертвуют им в тот момент, когда он перестанет быть для них полезным. Ему будет предложена корона Франции, однако он взойдет не на трон, а на эшафот. Но сколько зверств, сколько преступлений совершится до этого судного дня! Законы более не будут защитой для людей добропорядочных, не станут страшить преступников. Эти последние захватят власть руками, обагренными кровью. Они уничтожат католическую церковь, дворянство и магистрат.
— В таком случае не останется ничего, кроме королевской власти, — нетерпеливо перебила королева.
— Не останется и королевства!.. А лишь кровожадная и жадная республика с топором палача вместо скипетра.
При этих словах я уже не могла себя сдерживать и решилась в присутствии королевы прервать графа:
— Монсеньор! — вскричала я. — Отдаете ли Вы себе отчет в том, о чем и кому Вы говорите все это?
— Воистину, — прибавила Мария-Антуанетта, заметно волнуясь, — я не привыкла к подобным речам.
— Я взял на себя смелость рассказать об этом в силу чрезвычайной серьезности обстоятельств, — холодно заметил граф Сен-Жермен, — и пришел сюда вовсе не с намерением высказывать королеве почтение, от которого она, должно быть, уже устала, но той лишь целью, чтобы указать ей на опасности, угрожающие короне, если, конечно же, ничего не будет предпринято для предотвращения катастрофы.
— Вы самоуверенны, монсеньор, — сказала Мария-Антуанетта раздраженно.
— Я в отчаянии от того, что расстроил Ваше Величество, однако я способен говорить только правду.
— Монсеньор, — с напускной веселостью заметила королева, — не откажитесь признать, что и правда иной раз выглядит неправдоподобной.
— Согласен, мадам, именно так. Однако Ваше Величество позволит мне напомнить о Кассандре, предсказавшей некогда падение Трои, и о том, как ей не поверили. Так вот, я — Кассандра, а Франция — царство Приама. Пройдет еще несколько лет обманчивой тишины. Но затем во всем королевстве проснутся силы, жаждущие мести, власти, денег, которые будут рушить все на своем пути. Их с радостью поддержит мятежная чернь, а некоторые высокопоставленные государственные мужи свяжут с ними свои честолюбивые намерения. Дух безумия овладеет гражданами, разразится гражданская война со всеми ее ужасными последствиями. Францию ожидает бойня, грабежи и повальные изгнания. Возможно, потом кое-кто пожалеет о том, что не послушал меня. Возможно, меня призовут вновь. Однако время будет уже бесповоротно упущено… и гроза унесет все.
— Признаюсь, монсеньор, Ваша речь поражает меня все больше и больше. И если бы я не знала о дружеских чувствах, которые испытывал к Вам предыдущий король, и о том, что Вы искренне оказывали ему кое-какие услуги, то я… Так Вы действительно хотите говорить с королем?
— Да, мадам.
— И непременно без посредничества господина Морепа?
— Он мой враг. А кроме того, я ставлю его в ряд тех, кто позднее погубит королевство, но не по умыслу, а по немощи.
— Вы слишком строго судите человека, который заслужил доверие света.
— Он — больше, чем премьер-министр, мадам, и благодаря своему положению несомненно окружен льстецами.
— Если Вы настаиваете на исключении участия этого человека в Вашей беседе с королем, то я боюсь, что Вам вообще не удастся добиться аудиенции, ибо Его Величество и шагу не ступит без своего главного советника.
— Я всегда готов услужить королю, искренне желающему использовать мои способности. Однако я не являюсь подданным Его Величества, и поэтому всякое повиновение с моей стороны — акт сугубо добровольный.
— Монсеньор, — сказала королева, не способная вести долгих серьезных разговоров, — где Вы родились?
— В Иерусалиме, мадам.
— И… когда?
— Королева наверняка простит мне мою суеверность. Я не люблю говорить о своем возрасте, потому что это несет мне одни несчастья.
— Что же касается меня, то Королевский Альманах не дает мне возможность иметь такую слабость. До свидания, монсеньор. Теперь все будет зависеть от воли короля.
На этом аудиенция закончилась. Мы вышли, и по дороге домой Сен-Жермен сказал мне:
— Я, вероятнее всего, покину Вас, мадам, на долгое время. Через четыре дня я уеду из Франции.
— Что вынуждает Вас к столь спешному отъезду?
— Королева передаст супругу все, что я ей рассказа!. Людовик XVI, в свою очередь, повторит все слово в слово господину Морепа. Этот министр выпишет ордер на мой арест, а начальнику полиции будет велено привести его в исполнение. Я прекрасно знаю, как быстро это делается, и не имею ни малейшего желания оказаться в Бастилии.
— Разве может это Вас напугать? Вы улизнете из нее через замочную скважину:
— Я предпочитаю не прибегать без необходимости к чудесам. Прощайте, мадам.
— А если король все же пожелает принять Вас?
— В таком случае я вернусь.
— Но как Вы об этом узнаете?
— У меня для этого достаточно средств. Не беспокойтесь об этом.
— А тем временем я буду скомпрометирована?
— Успокойтесь, Вашей репутации ничто не грозит. Прощайте.
Он снял ливрею, переоделся и уехал. Я же осталась в глубоком волнении. Королева велела мне не покидать замка и дожидаться ее дальнейших распоряжений. Два часа спустя пришла госпожа Мизери от Ее Величества с просьбой явиться. Что можно было ожидать хорошего от предстоящей аудиенции? Сам король был у Марии-Антуанетты. Она показалась мне смущенной. Людовик XVI, напротив, в игривой манере подошел ко мне, взял мою руку и грациозно поцеловал (при желании он был невероятно мил).
— Госпожа д’Адемар, — сказал он мне, — что же Вы со своим магом наделали?
