Ответ русского главнокомандующего Китченеру начинался с категоричного утверждения, что "десантная операция русских войск… не может иметь места, так как она могла бы осуществиться только за счет сил, находящихся на главном театре войны, ослабляя их, по крайней мере, на два корпуса"[697]. Тем не менее, подготовка к операции Черноморских проливов шла в Англии полным ходом.
Заметим, сразу, что из представителей высшего руководства флота далеко не все испытывали оптимизм по поводу предстоящего форсирования Дарданелл. Когда у Артура Уилсона спросили его мнения относительно предстоящей операции, он ответил: "Если бы я был первым морским лордом, этот план не прошел бы"[698]. На Военном Совете по вопросу использования морской артиллерии докладывал Оливер. На него, впрочем так же как и на всех остальных, произвела большое впечатление степень воздействия, морских снарядов главного калибра на береговые укрепления. Но в своих показаниях перед Дарданелльекой комиссией Оливер не упомянул, что был склонен поддержать план операции, поскольку она потребовала бы переброски линейных кораблей додредноутного типа в Средиземное море и тем самым исключила бы возможность претворения в жизнь рискованного плана Черчилля использовать их против германского побережья. Определенно не верили в успех операции флота против дарданелльских укреплений Перси Скотт, Стэрди и Генри Джексон, сменивший позднее Фишера на посту первого морского лорда[699]. Что касается Фишера, то он был поражен той легкостью и поспешностью, с которой план атаки Дарданелл силами флота был утвержден на заседании Военного Совета 13 января. Первый морской лорд испытывал большие сомнения в ее целесообразности. Еще в начале января он писал Черчиллю по поводу бомбардировки турецких укреплений: "Что хорошего дала последняя бомбардировка (3 ноября)? Отвлекла ли она с Кавказа хоть одного турка?"[700].
В середине января Фишер был глубоко убежден, что речь идет только об отвлекающей операции, заключавшейся в обстреле турецких укреплений. Он даже предложил направить к проливам новейший линкор "Куин Элизабет", только что вошедший в состав флота, и опробовать его гигантские 381 мм орудия в стрельбе по вражеским фортам, чтобы не тратить крупные снаряды впустую. Черчилль сразу ухватился за эту мысль. 800-кг снаряды дредноута новейшей конструкции могли легко смести с лица земли турецкие укрепления по обоим берегам пролива. Теоретически, дальнобойные морские орудия, с низкой траекторией стрельбы и, высокой начальной скоростью полета снаряда представляли грозную опасность для высоких насыпей береговых батарей с расположенными на них крепостными орудиями. Казалось, новейшие достижения военной техники перечеркнули печальные уроки прошлой борьбы "корабль против крепости"[701].
Причиной завышенной оценки эффективности корабельной, артиллерии послужили также успешные действия германских крупнокалиберных гаубиц против бельгийских крепостей Льежа и Намюра в самом начале войны. На эти укрепленные районы в Бельгии и Франции возлагали большие надежды, очевидно, памятуя о Порт-Артуре, который продержался 329 дней. Каково же было удивление военных экспертов Европы, когда немецкие тяжелые орудия разрушили их за несколько суток.
Исходя из указанных посылок, Черчилль и другие сторонники использования флота против турецких укреплений забывали, что даже самый большой дредноут представляет собой сравнительно неустойчивую артиллерийскую платформу, и потому его стрельба никогда не будет такой точной, как огонь противостоящих ему береговых батарей. Как показал в дальнейшем опыт борьбы за Черноморские проливы, главную опасность для кораблей союзников представляли не долговременные фортификации, а подвижные полевые батареи тяжелых гаубиц. Они все время меняли место расположения и могли вести навесной огонь по кораблям из-за укрытий. Бороться с этими германскими и австрийскими гаубицами было чрезвычайно трудно, особенно если учесть, что угол возвышения орудий главного калибра на броненосцах не превышал 27°, а навесная стрельба с кораблей вообще неэффективна[702].
Не следовало забывать, что оборона проливов облегчалась и географическими условиями. Западный берег Дарданелл, во многих местах возвышенный, представлял отличные командные высоты для размещения артиллерии. Сам проход был узкий и извилистый: ширина пролива в среднем около 6 км, но у Чанака он всего лишь 1 км с четвертью. В узких местах нетрудно было поражать корабли торпедами с береговых аппаратов. С началом войны турки перегородили проливы мощными минными заграждениями, состоящими из 10 линий и находящимися под защитой береговых батарей. Сильное течение в проливе позволяло обороняющимся пускать навстречу английским и французским кораблям плавающие мины[703]. Обороной проливов руководили опытные немецкие морские и армейские офицеры, которые использовали каждый промах союзников.
Примерно между 13 и 28 января Фишер окончательно определил свое отношение к плану захвата Дарданелл и стал принципиальным противником проведения этой операции силами одного флота. Первого морского лорда одолевали мрачные мысли. Весь огромный жизненный опыт старого моряка подсказывал, что гнать корабли на минные поля к береговым батареям чревато страшной катастрофой для флота. Ведь еще старинная нельсоновская аксиома гласила: "Моряк, который атакует форт — дурак!" Кроме того, всякий корабль, посланный к Дарданеллам, ослаблял военно-морские силы на решающем театре.
19 января он жаловался в письме к Джеллико: "А теперь кабинет принял решение взять Дарданеллы одним только флотом, используя 15 линейных кораблей и 32 других судна, и изъять 3 линейных крейсера и флотилию эсминцев — все неотложно требующееся на решающем театре дома! Есть только один выход — подать в отставку! Но Вы говорите "нет", а это будет попросту означать мою принадлежность к сторонникам того, что я полностью не одобряю. Я не согласен давать ни единого корабля, и то, что я, в соответствии с Вашим желанием остаюсь, здорово играет против меня"[704].
В очередном письме Фишер вновь настаивает, что "Дарданеллы окажут существенное влияние на наши нужды в водах метрополии". И далее он добавляет: "К Дарданелльской операции я питаю отвращение только до тех пор, пока не будут произведены кардинальные изменения, и она не превратится в военную операцию с участием 200 тыс. человек при содействии флота. Мне кажется, что Китченер теперь уже склоняется к такой же точке зрения на это дело"[705].
