Ознакомительная версия.
Сцена, которую играла моя Маша, была необыкновенно трудна. Анна Виельгорская читает фрагмент из книги Достоевского «Бедные люди» и неожиданно раскрывает перед всеми свою душу. «В ней нет ничего утаенного», – отмечает Николай Васильевич Гоголь в своей записной книжке, восхищенно глядя на юную Виельгорскую. Этот взгляд перехватывает Смирнова-Россет, понимая, что отныне не она, а другая становится музой Гоголя. Уже под ночь стали снимать конфликтную сцену между Анной и Гоголем. Николай Васильевич, по просьбе матери Анны, неудачно сватает Апраксина. Анна чувствует его неискренность и обвиняет Гоголя в том, что, доверяя ему, могла бы стать несчастной на всю жизнь, так как верит ему более, чем себе.
«Но ваша матушка и ваш возраст!» – возражает Гоголь – «Ах, матушка! Ах, в девках сижу! – всё более распаляется Анна. – Не суйтесь в мои дела своим длинным носом!» – «Вот и всё…» – горько про себя замечает Николай Васильевич. Но Анна вновь появляется и трогательно просит у него прощения.
Актеры сыграли, все оттенки чувств пронеслась перед нами, и мы почувствовали, что главные сцены фильма сняты.
Настя Заворотнюк приехала к нам в Киев впервые без своей помощницы, чтобы даже за билет и проживание мы не платили лишнего. Очень переживала за временную остановку проекта и радовалась нашим съемкам в «вечной мерзлоте» павильона.
Гоголь вводит Смирнову в солнечный мир выбранных для нее комнат с видом на фонтан Треви. Кокетничая с Гоголем, Смирнова неожиданно спрашивает его: «Вы так говорите потому, что немного в меня влюблены?.. Ну, признайтесь, признайтесь!» Но Гоголь молчит. Ох, как непросты его отношения с женщинами! Ни кокетством, ни даже красотой не привлечь его сердце.
Его молчание вызывает Смирнову на предельную откровенность, она рассказывает о смерти дочери и даже неудавшемся романе… «Я пережила депрессию такой силы, что передо мной маячил призрак сумасшествия…» – «Италия вас спасет», – с нежностью и состраданием говорит Гоголь. «Не Италия меня спасет, а вы, Николай Васильевич!»
И действительно, так и было, Гоголю удалось развернуть душу Смирновой к глубинному христианскому осознанию себя в мире и оградить ее от опустошающих светских романов.
В этот же день мы перешли во вторую декорацию – дом Гоголя в Италии. Чтобы «оживить» это помещение, Маша Соловьева потребовала от художников огромное стекло, на которое ассистенты лили воду. Тени от струек реально бегущей воды мгновенно оживили павильон, а вспышки молнии, сделанные специальными приборами, придали драматизм происходящему. «Мне давно было предсказано, что я встречу человека, который будет играть в моей жизни самую значительную роль…» – призналась Смирнова. – «И… что? Встретили?» – почти с ужасом произнес Гоголь. – «Думаю… – Смирнова смотрела ему прямо в глаза… – думаю, что встретила». Разряд молнии высветлил комнату.
– Вы, кажется, боитесь грозы? – заметила Смирнова.
– Как знать, не с этого ли всё и начнется?
– Что начнется? – спросила Смирнова.
– Конец света, – просто сказал Гоголь, как о деле, давно решенном.
Гоголю дана была труднейшая и страдальческая внутренняя жизнь. Судьба его была мучительной, но закончил он жизненный путь не в поражении. Иначе не были бы сказаны последние слова, слетевшие с его губ: «Как сладко умирать…»
Таинство последних дней великого писателя и духовидца мы прожили за шесть сокровенных дней, снимая в павильоне студии Довженко. Незримое присутствие гения было ощутимо всеми. И даже атмосфера его произведений, казалось, проникала в павильон. Однажды наш молодой художник Кирилл, ассистент художника-постановщика, последним покидал огромный павильон. Он неспешно намазал себе бутерброд и вдруг, поднося его ко рту, почувствовал, что на него кто-то пристально смотрит. Кирилл огляделся, в полумраке огромных пространств – никого. Он откусил подсохший хлеб, сдвинув верхней губой маленький кусочек сала. Ощущение постороннего взгляда не проходило. Художник налил себе чая и тут неожиданно встретился глазами с черным котом. В голове пронеслись съемки на озере, он почему-то сразу вспомнил кота в воде и то, как ему не удалось тогда кота этого догнать вплавь. Нет, что за наваждение – кот был не тот, да и не черный вовсе – грязный какой-то. Кирилл собрался было доесть, но что-то заставило его оглянуться. И… о, боже! – вокруг были коты. Они все, не мигая, смотрели на молодого художника с маленьким кусочком сала. И медленно, не издавая ни звука, приближались… В этот момент свет окончательно погас, осталось скудное дежурное освещение. Кирилл в ужасе бросился прочь, по дороге зацепился за какую-то пыльную ткань, запутался в ней и упал. В отчаянье рванулся вон, обронив по дороге свой кулек… Вот так.
Все бы ничего, но наутро кулек свой он обнаружил совсем в другом месте…
30 и 31 марта 2009 года в Москве в Гостином дворе проходил Внеочередной Чрезвычайный Съезд Союза Кинематографистов Российской Федерации.
Я являюсь членом СК с 11 октября 1973 года. Двадцать шесть лет – срок немалый. В книге я уже вспоминала V съезд кинематографистов, когда группировка «перестройщиков» топтала и глумилась над теми, кто создал великие кинотворения советского периода. Унижали мастеров: Кулиджанова, Ростоцкого, Озерова, Наумова и более всех – Сергея Федоровича Бондарчука. И только один человек поднялся тогда на защиту Бондарчука – Никита Сергеевич Михалков. Спустя 24 года история почти повторилась. Но теперь оклеветан, оболган был сам Михалков. Новая группировка опиралась на прежнюю, то есть именно тех, кто прожил эти годы с желанием взять реванш после того, как Никиту Сергеевича большинством голосов избрали председателем СК. Неожиданно и спешно группа «недовольных» выступила с письмом к Президенту Российской Федерации Д.А. Медведеву, что-де Михалков «оказался неэффективным руководителем СК».
В конце декабря 2008 года быстренько был сфабрикован так называемый VII съезд СК, куда не было позвано, и котором даже не было информированы большинство членов Союза кинематографистов, в том числе и я. Под шумок на пост председателя вместо Михалкова был избран Марлен Хуциев, который по своему возрасту скорее мог войти в когорту старейшин. Дело, конечно, было в другом. Рейдерский захват Союза был нужен для захвата имущества СК, для контроля над государственным финансированием. Поэтому Михалкова обвиняли чуть ли не в хищении имущества СК.
Михалков подал в суд, объявив VII съезд незаконным, и призвал собраться на внеочередной съезд. Вот тут так называемые кинокритики стали вести информационную войну с Михалковым, обливая его грязью и клеветой. Дальнейшие подсчеты стоимости этой грязной войны выявили факт: на нее ушло полмиллиона долларов. В журнале «Кинопроцесс» были опубликованы отдельные реплики из Интернета на Михалкова: «Врет, подличает, вор, мафиозный барин, хам», а в конце высказались, что ему де теперь «нужно застрелиться»…
Ознакомительная версия.
