Главный закон жизни, завершив свое действие над старшим поколением нашей Большой семьи, приступил к следующему поколению, к моему. Еще в 1986 заболела и умерла Фаня. Годом позже я оказался в Риге, на конференции по компьютерным сетям. С гостиницами в это время в Риге было очень сложно, и мой двоюродный брат, Соломон, брат Фаины, будучи уже на пенсии, помог мне устроиться в одной из лучших гостиниц города. Его старший сын, Захар, с которым мы встречались на конференции, способный и целеустремленный человек, подготовил уже докторскую диссертацию и должен был в ближайшее время ее защищать. Однако удивительным было не это, а его женитьба. Он оказался зятем Президента Латвийской академии наук. Как это следовало понимать — обсуждать этот вопрос с кем-либо было неудобно. Соля мне не понравился — выглядел неважно, настоящим стариком, а было ему тогда только лишь шестьдесят восемь. Это была наша последняя встреча. Скоро мне стало известно, что он серьезно болен — все та же проклятая болезнь. На его похороны в феврале 1991 мне поехать не удалось — Нонна была в больнице.
Так получилось, что и в конце восьмидесятых и в начале девяностых, уже после операций, нам с Нонной удалось побывать в Ростове, в том числе на традиционной встрече выпускников мединститута 1952 года. Как всегда, это был для нас настоящий праздник. Фани уже не было, но Шульгины, Марк и Лиза, несмотря на их солидный возраст, кое-как держались. Однако в конце девяносто третьего нам сообщили, что дела у Марка плохи — обнаружен рак, причем в запущенной стадии. Мне очень захотелось с ним повидаться, и в марте 1994 я прилетел в Ростов на несколько дней. Картина была тяжелой, он сильно похудел, а ухаживающая за ним Лиза выглядела ненамного лучше. Юля, дочь Фани и Толи, регулярно навещала Шульгиных и помогала им, как только могла. Очень трогательно было видеть двух сереньких котят, которые постоянно были рядом с ним, спускаясь с его кровати только по своим делам и поесть. Они радовали его и забавляли, как будто понимали, как ему важно их присутствие, их теплота, их нежность.
Марк, всегда интересовавшийся оригинальными методами и в технике, и в медицине, где-то вычитал, что чистый керосин, принимаемый вовнутрь, может помочь больным раком. Кто-то по его просьбе поехал на аэродром и привез оттуда бутылочку авиационного керосина. И Марк столовыми ложками его пил. Однако никакого реального лечения он не получал. Наш дорогой Марк обошелся без серьезного медицинского вмешательства.
Через некоторое время после увольнения из НИИ “Гранит”, мне предложили работу в коммерческой ассоциации “Высокие Технологии”, размещавшейся на территории нашего института. Задач и планов у этой ассоциации было много, в основном они были ориентированы на будущее, а пока что дело ограничивалось посредническими функциями. Один из организаторов этой ассоциации, Женя Ельяшкевич, предложил создать группу, которая бы целенаправленно занималась вопросами автоматизации предприятий пищевой промышленности и, в первую очередь, комбикормовых предприятий. Организации дали имя Ингравт, (анаграмма от «институт “Гранит”» и «ассоциация “Высокие Технологии”»). Народу в Ингравте собралось немало: помимо пенсионеров вроде меня, были специалисты среднего возраста и даже молодые ребята, но, почти все бывшие сотрудники “Гранита” и, конечно же, все крупные специалисты в области комбикормового производства, опять же, вроде меня. Люди симпатичные, доброжелательные друг к другу, можно было бы рассказать о многих из них, но я упомяну лишь тех, с кем у меня сложились дружеские отношения. Это Володя Косниковский, Леня Гутников, Николай Скибицкий, Маргарита Цветкова. Как ни странно, но и сама работа оказалась достаточно интересной. Главным объектом стал Выборгский комбикормовый комбинат (ВКК). Первоначально моей задачей была разработка алгоритмов автоматизации. В дальнейшем мы с Володей разработали бесконтактный измеритель скорости движения ленты конвейера, знание которой необходимо для дозирования компонентов комбикорма. Володя оказался не только хорошим товарищем, хотя по возрасту он был ровесником моего сына, но и отличным инженером. Получилась достаточно интересная вещь, и мы этот измеритель запатентовали.
Выяснилась необходимость в разработке еще нескольких важных для автоматизации комбикормового производства технических решений. И здесь были найдены интересные решения, оригинальность которых также подтвердилась патентами на изобретения. Но, к сожалению, дальше дело не пошло. Не были реализованы не только наши новые идеи, но и вообще все работы в Ингравте прекратились. Случилось то, что было очень характерно для многих предприятий того времени — банкротство. Нам был обиден этот крах. Обиден, потому что наша деятельность оказалась востребованной. При удачном завершении работ в Выборге мы могли бы рассчитывать на получение заказов на других комбикормовых комбинатах, число которых в России и в СНГ было весьма значительным.
Огорчения, связанные с закрытием Ингравта, лично для меня были смягчены важным обстоятельством — я собирался в гости в Америку. Конечно, я не знал и не предполагал, что мне предстоит испытать во время этого замечательного путешествия, но нетрудно себе представить, какие чувства переполняли меня только от сознания того, где я буду и что увижу.
Мариночка, дочь моей сестры Инны, прислала мне приглашение, а Инна сообщила, что оплатит перелет — это было важно, так как собранных мною в условиях тогдашней российской действительности денег было маловато. Нонна и Миша не возражали, и я начал набирать обороты. Со второго захода получил визу, получил загранпаспорт, правда с некоторыми затруднениями: после увольнения из ЦНИИ “Гранит”, прошло только четыре года, а для носителя секретных данных требуется пять. Но и это было преодолено.
По совету Саши Бомаша, он незадолго до этого летал в Израиль, я в одной страховой фирме купил за 65 долларов медицинскую страховку, которая покрывала 15.000 долларов медицинских расходов, связанных с несчастным случаем. Билеты мне купили в Нью-Йорке и переслали через финское агентство Финэйр в Петербург. Отлет 18 марта. Обратный вылет 22 апреля. “Как? А твой день рождения”. — “Очень хорошо, обойдусь без суеты, поздравлений, речей — ведь дата уж очень тяжелая, 70 лет”. Брат жены, Юра Рихтер, писатель-юморист, некогда работавший в сатирическом журнале “Фитиль”, звонит из Нью-Йорка с противоположным предложением — “почему ты так торопишься, побудь в Америке хотя бы полтора месяца” (я “побыл” больше трех). Но, нет, я не могу, мне нужно в мае быть в России и открыть дачный сезон. Незадолго до отлета, а может быть, и значительно раньше, Нонна предложила, правда, не очень уверенно, посоветоваться с моими врачами из больницы им. Ленина. Однако я уже взял разгон и не мог допустить даже мысли о возможном срыве такого замечательного мероприятия — повидать Америку. И, конечно, ни к каким врачам я не пошел.
