Ознакомительная версия.
Руководителем штаба я пригласила мужа Оксаны Пушкиной Вадима Коновалова, который прекрасно знал Питер, знал питерских журналистов и все, что связано со СМИ, знал людей, которые могли помочь, потому что мы оказались в тяжелой ситуации. У большинства моих соперников уже были готовы плакаты, наглядная агитация, и нам полагалось в экстренном порядке напечатать свои плакаты и листовки. Также в экстренном порядке нам пришлось устраивать встречи с избирателями.
Мне эти выборы дали бесценный опыт общения с народом. Я видела, что воспринимаюсь людьми нормально, мы вели серьезные разговоры. Главная моя тема, что через спорт можно многое решать, прежде всего вопросы здоровья молодежи. Но и для пожилых людей, которые сидят в своих коммунальных квартирах и смотрят телевизор с бесконечными драками, с убийствами, можно организовать насыщенную жизнь через занятия физкультурой. Конечно, любой депутат Госдумы понимает, что самое важное в его деле — законотворческая деятельность. Но у него должна быть своя программа, он ее выносит на суд людей. Мне строить программу для выборов на вопросах здравоохранения или образования — смешно. Естественно, мои тезисы были сделаны с большим упором на спорт. Но не на спорт высших достижений, а именно на массовую физическую культуру. Избирателями она воспринималась очень хорошо. Для любого человека привлекательно, если его ребенок или внук занят, учится, здоров и нигде не болтается.
Когда устроили опрос, чтобы высчитать категорию моих избирателей, оказалось, что это возрастная группа от сорока и старше. Средняя группа имела меньше моих сторонников, молодежь вообще никак не реагирует на выборы. Но случилось удивительное. Я действительно в последнюю неделю перед выборами совершенно не попадала в молодежный рейтинг. Тяжелее всего привлекать к выборам тех, которым восемнадцать лет, — они уже не знают, кто я такая, откуда свалилась на их голову. Как ни странно, они голосовали за меня. Может быть, наконец увидели более или менее нормальное лицо? Я, конечно, по возрасту не попадаю и в среднее поколение, но, наверное, в их глазах не выглядела как старуха или уродина и была не похожа на местных политиков. Надо думать, они хотели выбрать более или менее прогрессивного и нормального человека. Как ни странно, самым низким у меня оказался рейтинг как раз среди шестидесятилетних. Причем на них подействовал черный пиар, что я американская шпионка, что я бросила своих малолетних детей.
Но когда я с ними общалась, то ощущала, что по их понятию депутат должен быть серьезным человеком, занимающимся или политикой, или производством, а при чем тут спорт? Тут, как ни странно, сработала старая советская пропаганда, что спорт у нас что-то вроде развлечения. После нас только погода. Когда я с ними говорила, то пыталась объяснить: я со спортом закончила, занималась им двадцать пять лет назад, уже двоих детей вырастила и кое-что другое в жизни умею. Что же меня все время спортсменкой величать? Я и в комсомоле работала, и тренером работала, много чего произошло за двадцать пять лет. Нет, все равно в их глазах я только-только со льда сошла. А если ты фигуристка или хоккеист, то в сознании людей происходит принижение наших человеческих способностей и качеств. Мол, у вас такой уровень, что лучше бы вам сидеть на катке и тренировать детей. Какой бы большой спортсмен ни был, каких бы результатов он ни добился, у него одна дорожка — приходи на стадион, сиди там и не высовывайся. А если ты начинаешь наверх рваться, тебя надо отодвинуть, потому что ты своим примером представляешь угрозу.
Комсомол, как это ни странно сейчас звучит, давал много. Я по собственному опыту это знаю. Во всяком случае, прививал организаторские навыки уж точно. Сейчас бы это назвали школой менеджеров. Вот почему из прежних комсомольских руководителей и активистов так много в нынешнее время выросло богатых людей.
К тому же комсомольская братия очень дружная. Все, кто работал в нашем отделе, до сих пор (а уже прошло столько лет — двадцать пять, а то и больше) встречаются. Может быть потому, что эти годы связаны с молодостью, а может, это была школа жизни. Кто-то выдвинулся в руководители, кто-то ушел в бизнес или в политику. Но все равно они держатся вместе. Держатся, несмотря на то, что люди оказались разбросаны по всей стране. Но каждый, кто прошел через это горнило, все же имеет понятие плеча и братства.
В новой России в спортивной политике руководство страны первое время шло по тому же пути, что и в Советском Союзе. Брали каких-то чиновников, выдвигали их на ведущие позиции в спортивном министерстве в надежде, что те смогут удержать спортивное хозяйство в руках. Я считаю, что с приходом Фетисова застоявшееся, можно сказать, спящее царство как-то воспрянуло. Но большей частью проснулись те, кто никогда не был чиновником, зато, с другой стороны, напряглись все чиновники от спорта. По моим понятиям, где-то год-полтора Фетисов если не сталкивался с явным саботажем, то упирался в выжидательную позицию спортивных начальников всех рангов. Людей можно было понять, потому что до Славы руководители менялись один за другим, всего их было за двадцать лет одиннадцать. Я помню, что меня совершенно убил выход российского начальства: сначала я его увидела в Лиллехаммере на Олимпиаде в 1994-м, а потом в Солт-Лейк-Сити в 2002-м. Господи, подумала я, им же всем давно пора на пенсию, у них же мозги по-другому работают. Дело не в том, что мы лучше или хуже, — у нас опыт совершенно другой. Мы пожили и поработали в других странах. До последнего времени то комсомольское поколение задержалось в Олимпийском комитете. Я же говорю не о возрасте, пенсионном или нет, а о полном ощущении отстоя, когда приходишь в дом на Лужнецкую с запахами восьмидесятых. С ними тяжело даже не бороться, а просто сосуществовать. Народ, прожженный в аппаратных играх, интригах. Дело, которому он служит, всегда на втором месте, личное благополучие — на первом.
Совершенно точно мне ситуацию обрисовал Смирнов: «Ира, они будут против тебя так сражаться, как ты не боролась ни на одной из своих Олимпиад. Здесь объединяется группа людей, которые, если их сейчас не изберут, уже ничего в жизни больше не могут, а главное — ничего из себя не представляют. Они все окажутся выброшенными из почетных кресел на свалку. А жизнь в спорте им нравится. Они сами никогда не ловили тот драйв, что чувствует тренер или переживает спортсмен. Они ловят свой кайф, сидя на виповских трибунах. И кому такая жизнь не понравится?»
В какой-то момент мне показалось, что начинает создаваться противостояние из тех молодых ребят — замечательных спортсменов и чемпионов, — которые уже закончили заниматься спортом: кто чуть раньше, кто чуть позже. Это те люди, что должны стать новым поколением в спортивном руководстве. Чиновники в лучшем смысле этого слова, менеджеры нового века. Это ребята, которые результативны как спортсмены, современные люди, причем финансово независимые. Страха, что откуда-нибудь вычеркнут или не пошлют за границу, у них нет. Они что на Западе, что на Востоке нормально себя чувствуют. Они, как правило, свободно говорят на английском и прекрасно общаются с кем угодно. Но главное — у них есть вес в международных организациях, прежде всего в тех видах спорта, где они выступали. И мне казалось, что именно на них мы сумеем опереться. Не потому, что мне так уж хотелось сесть в кресло президента ОКР, а потому, что это поколение могло быстрее прийти на смену моим ровесникам. Если бы мы шли единым фронтом, никто не смог бы нас остановить. Но, к сожалению, выяснилось, что мы все большие индивидуалисты.
Ознакомительная версия.
