Это, кажется, указывает на единственное направление, следуя которому преобразованный мир может обрести свою надежную форму. В этом мире машин больше нет достоинств, только функции. Историческое развитие заменено рациональным строительством, политические убеждения — определенной задачей. В этом мире машин находится обычный отдел планирования, наделенный полномочиями определять функции без апелляции. Это конечная и крайняя фаза интеллектуального движения, которое началось с просвещения и рационализма. Она означает переустройство человеческого общества в систему точных отношений.
Была ли возможность для наших нынешних форм политической и общественной жизни противостоять этой перемене? Разве не следовало бы найти новые формы, заложить новые регулирующие принципы? В любом случае, эта подлинная революция устанавливает нормы пригодности для наших старых стандартов суждения. Существующие оппозиции становятся бессмысленными. Образовались новые ассоциации и новые оппозиции. Эти трансформации не могли не сопровождаться рядом ошибок и самообманом. То, что могло бы помочь, было отброшено, и на вооружение было взято то, что принадлежало к арсеналу противников. В этом — признак кризиса, когда каждый сражается на фронте ошибок и может сражаться за то, что хотел бы сохранить, а сохраняет то, за что сражаться не может. В такое время нет четко выраженных фронтов.
Означает ли это, что величайшие идеи и принципы западной цивилизации отжили свой век и в данный момент должны быть отброшены? Или же следует искать убежище в самих этих принципах и подавить революцию в зародыше? Каждый исторический процесс должен быть завершен. Старый еще не отжил свой век, а новый не может быть полностью вырван с корнем. Техническая революция, подъем масс, развенчание всех европейских стандартов — все это невозможно остановить. Мы должны продолжать идти впереди них. Мы не можем вернуться. Обратной истории не бывает. Тот, кто пытается возвратиться назад, неизменно разрушает все, к чему стремится. Но есть третий путь. Он не ведет к радикальной революции и не ищет путей назад, в прошлое.
Этот курс приняли подлинные силы нового времени, чтобы образовать с оставшимися принципами прошлой истории новый союз.
Чего мы все ждем? Что-то неизбежное и зловещее висит в воздухе. Нынешнее затишье переполнено напряжением. Теплый осенний день, я сижу в тихом укромном уголке Кенсингтон-Гарденз[30], среди его вечного цветения. Подняв глаза от усыпанных листьями дорожек, можно увидеть только верхушки деревьев; никаких городов, никаких войн. Небеса буйствуют тяжелыми тучами, резкие очертания которых предвещают шторм. Тень гоняется за солнечным светом. Неподалеку от того места, где я все лето делал записи, лежит часовая бомба. Скоро там будет огромная воронка. Другая бомба находится где-то рядом с кафе. Сучья с деревьев сбиты осколками. Пригревает солнце. Мир затаил дыхание: из бездны крадется зверь, уже готовый к прыжку.
Растет число разрушений, но внешне жизнь едва ли изменилась. Несмотря на объявленную воздушную тревогу на улицах множество людей. Никто не замечает воздушных налетов. Местами улицы перегорожены канатом. Время от времени слышится взрыв часовой бомбы. Деловая жизнь продолжается, среди людей нет и следа усталости. Везде, куда не поедешь, можно увидеть трогательные и впечатляющие картины. На каминной доске верхнего этажа дома, разрушенного до основания, все еще стоит небольшая коллекция фамильных фотографий. На стене висят сувениры. Отдельные фрагменты комнат и мебели подвешены в солнечном свете над бездной.
Люди должны дорого поплатиться за изменение истории: даром ничего не приходит. Только что мы обсуждали, можно ли было избежать этих ужасных событий. Размышлять над этим бесполезно. Может быть, их надо было избегать именно в такой форме? Но где были государственные деятели и политические группировки со своей предусмотрительностью и влиянием, которые могли вовремя принять необходимые меры? Мыслимо ли без этого вторжения безжалостной силы сочетание нового и старого, в котором мы все еще живем? Этот новый европейский союз и новые социальные и экономические структуры, которые сейчас становятся неотъемлемой его частью? Как может стать реальным этот новый центр мира, который неуклонно растет на глазах в форме великого Британо-американского союза государств? Между Америкой и Великобританией будет новое Средиземное море, Атлантический Бассейн и вокруг него образуется будущая великая империя мира — Рах- Atlantica.
Вопрос о том, начнет ли Гитлер вторжение или же предпочтет воздержаться от десантирования, незначителен по сравнению с главным: достаточно ли сил противостоять атакам, так чтобы война закончилась действительно "славной" победой, в том смысле, что на этот раз будут предприняты необходимые действия? Это будет не только строительство новых зданий, не одна лишь отмена социальных привилегий, не только наказание за вину и не только освобождение от бедствий и голода. Это будет действительно великий мир.
Сейчас все это далеко, на том будущем берегу, куда должен прийти наш "Мейфлауэр". Пока же мы в окружении действительно нового варварства, среди таких ужасных разрушений, которые и не снились диким безумцам прошлого.
Но мы не сумеем осознать ужасную природу этого варварства, если за его спиной будем видеть только омерзительное лицо человека со странной прядью волос на лбу, а также его коллег, или просто результат вечной тевтонской разрушительности. Офицеры, отдающие сегодня приказы молодым немецким летчикам обстреливать детей и женщин, всего лишь стрелочники на железной дороге варварства. Не они создали это варварство. Оно выросло в среде нашей цивилизации задолго до их рождения.
Оно окрепло с подъемом масс, с их новой животной природой, по ту сторону добра и зла. Оно пробудилось с идеологическим разоблачением всех человеческих понятий и норм в процессе духовного освобождения и развития человечества. Это варварство выросло на полигоне машинного века в результате точной работы прикладной науки. Варварство — неизбежное следствие измененной действительности. Это — истинное лицо великой революции, революции, которая не просто метафора, а реальность.
Необходимо понять сущность этой революции, отделить ее внешние аспекты от ее истинной природы. В этом городе, который подвергается усиленной бомбардировке, среди этого героического упорного народа трудно сохранять хладнокровие, необходимое для исследования глубоко лежащих причин и ростков революции.
