В семь часов раздались первые выстрелы. Прокурор-синдик Редерер предложил королю вместе с семьей укрыться в Собрании, где уже заседали депутаты. Король промолчал, а Мария Антуанетта произнесла: «Сударь, у нас есть силы; пришло время понять, кто сильнее: король и конституция или заговорщики». Другой свидетель, граф де Ларошфуко, пишет, что Мария Антуанетта ответила иначе: «Лучше прибейте меня к стенам этого дворца, но не заставляйте покинуть его». Однако Редерер нашел способ уговорить королеву: «Неужели вы хотите отвечать за собственную гибель, гибель ваших детей и короля?» Против такого аргумента возражений не нашлось: «Ах, как бы я хотела сделать так, чтобы стать единственной жертвой…» Мария Антуанетта тяжело поднялась со стула и взяла за руку дофина. По словам Турзель, согласие далось ей с таким трудом, что вся кровь прилила к ее лицу. «Идемте», — сказал король, и королевская семья вместе с мадам де Турзель и принцессой Ламбаль покинула дворец. В окружении депутатов и нескольких верных дворян печальный кортеж проследовал через сад в здание Манежа, где заседало Собрание. Ни король, ни королева не оглядывались на покинутый ими дворец, где разворачивалось сражение за опустевшие стены. Швейцарцы и дворяне в черном, те самые, кого называли рыцарями кинжалов, умирали за монархию, еще не зная, что она повержена. Король забыл сообщить швейцарцам, что покидает дворец, забыл отдать приказ не оказывать сопротивления… Потом, в Собрании, как пишет ряд историков, Людовик XVI издал такой приказ, но было уже поздно…
С трудом пробравшись сквозь возбужденную толпу, преграждавшую вход в Собрание (в этой толпе у Марии Антуанетты вытащили часы и кошелек), вошли в зал Манежа. «Я пришел сюда во избежание тяжкого преступления, ибо всегда буду считать себя и свою семью в безопасности среди представителей нации. Надеюсь, вы объединитесь вокруг меня, дабы восстановить порядок и законность», — заявил король. Депутаты зааплодировали, трибуны же возмущенно засвистели и затопали. Тогда председатель, воспользовавшись статьей конституции, запрещавшей проводить заседания Собрания в присутствии короля, предложил компромисс: рассматривать его величество как простого зрителя. Для королевской семьи долго искали место и наконец поместили в крошечную ложу за креслом председателя, отделенную решеткой от зала.
Собрание отправило нескольких депутатов в город восстанавливать порядок, но все они вернулись бледные и напуганные: остановить бойню, начатую санкюлотами и федератами в Тюильри и продолженную на улицах города, уже не смог бы никто. Национальные гвардейцы с большим трудом сдерживали толпу, жаждавшую прорваться в здание Манежа, чтобы «выпустить кишки Австриячке» и «повесить толстого борова». Под давлением событий Собрание декретировало временное отстранение короля от власти и созыв Национального конвента. На протяжении томительных часов, пока шло заседание, король равнодушно лорнировал зал, а сидевшая рядом с ним королева, страшно бледная, пустым взором смотрела перед собой. Обе принцессы чувствовали себя подавленно, и только дофин, не понимая, что происходит, плакал и капризничал. В девять часов вечера королевскую семью отвели в монастырь фельянов, где в ее распоряжение предоставили четыре небольшие кельи с брошенными на пол матрасами. Так как все пленники считали, что вечером они вернутся в Тюильри, никто не взял с собой ни сменной одежды, ни прочих необходимых вещей.
Поздно ночью некий Дюфур, оставивший подробные записки о трех днях, проведенных королем и его близкими в монастыре фельянов, привез кровати, а потом снабдил королевскую семью постельным бельем. Он же раздобыл для пленников чистой воды и утром принес скудный завтрак. Мадам де Турзель, принцесса де Ламбаль и присоединившиеся к ним фрейлины мадам Огье и мадам д'Эгремон с помощью друзей раздобыли для королевской семьи сменную одежду и немного денег. Дюфур, ночевавший перед дверью короля, писал, что всю ночь санкюлоты пытались прорваться в монастырь и охрана с трудом сдерживала их натиск. Галерею, по которой четыре раза в день проходили король и его семья, отделяла от улицы одна лишь решетка, и все время, пока семья оставалась в монастыре, за этой решеткой бесновалась чернь, выкрикивая оскорбления. Каждый день королевскую семью приводили в Собрание и размещали в крохотной зарешеченной ложе, где они слушали бесконечные дебаты о собственной участи. «Королева была больна; удивительно, как у нее хватало мужества высиживать бесконечные заседания в маленькой ложе, где семье едва хватало места», — писал Дюфур. Он приносил узникам обеды, которые заказывал бывший первый служитель королевской опочивальни Тьерри де Виль д'Аврэ, отыскал потерянный Марией Антуанеттой медальон с семейным портретом, исполнял мелкие поручения. 13 августа Дюфур ненадолго отлучился домой, чтобы переодеться, а когда вернулся, увидел опустевшие кельи: по приказу Собрания пленников перевели в башню Тампль. «Ах, какое несчастье! — написал Дюфур. — Значит, лучшему из королей не избежать смерти».
Сначала Собрание решило предоставить королю и его семье Люксембургский дворец, но Коммуна, после 10 августа состоявшая в основном из якобинцев, воспротивилась. Новый прокурор-синдик Коммуны, сменивший Редерера, заявил, что в Тампле семью легче охранять и препятствовать ее переписке с друзьями, которые все являются «предателями». «Вот увидите, они поместят нас в башню и превратят ее в настоящую тюрьму. Я всегда испытывала ужас при виде этой башни и тысячу раз просила графа д'Артуа снести ее; я предчувствовала, что она станет нашей тюрьмой. Видите, я не ошиблась!» — услышав про Тампль, зашептала королева мадам де Турзель. По дороге карета с пленниками специально проехала через площадь Вандом, где валялись осколки поверженной 10 августа статуи Людовика XIV: революционеры хотели показать, как они поступают с тиранами. Когда королева, подавив охватившее ее горестное возмущение, окинула статую равнодушным взором, Петион, сопровождавший карету, произнес: «Если ваше лицо не примет выражения, соответствующего вашему нынешнему положению, боюсь, я не смогу поручиться за вашу жизнь; народ негодует». Королева опустила глаза, но дух ее не был сломлен.
* * *
В семь часов вечера королевская семья прибыла в Тампль, где в особняке XVII века им подали превосходный ужин, к концу которого усталый Луи Шарль заснул на коленях у Турзель. Тогда королева с замиранием в душе попросила проводить всех в их комнаты. Предчувствия ее оправдались: пленников решили разместить в башне Тампля, древнем сооружении, помнившем еще Жака де Моле. Массивная башня (донжон) с примыкавшими к ней маленькими башенками не была связана с основным зданием дворца. В ней до решения Собрания обретался архивариус Мальтийского ордена, собравший неплохую библиотеку, насчитывавшую более полутора тысяч томов. Библиотека и столовая располагались на втором этаже; гостиная в бело-голубых тонах, ставшая спальней королевы и ее дочери, равно как и прихожая, где поставили кушетку для принцессы Ламбаль, и крошечная комната, отведенная дофину и мадам де Турзель, находились на третьем этаже. Король занял четвертый этаж. Мадам Елизавете с дочерью Турзель Полиной отвели грязноватое помещение бывшей кухни.
