С самого начала конгресса (освещавшегося несколькими журналистами) Бакунин потребовал отменить принятое на прошлогодней лондонской конференции решение придерживаться демократического пути. По Бакунину, только революция имеет смысл, где бы она ни разразилась. Русский анархист в очередной раз предложил лишить Генеральный совет основных его прерогатив, чтобы передать их национальным федерациям. Маркс в ответном выступлении обвинил Бакунина в подрыве Интернационала с целью свержения «законных представителей рабочих в Генеральном совете». После трех дней напряженных дебатов перешли к голосованию. Опираясь на поддержку последних вождей коммунаров, прибывших из Лондона — Франкеля и Вайяна, — Карл первым делом добился подтверждения доктрины, принятой в Лондоне: приход к власти осуществится парламентским путем везде, где это возможно, значит, нужно организоваться в партию и отправиться на выборы под собственным знаменем, не вступая в союз с буржуазными или либеральными партиями. Статью 7 устава Интернационала изменили следующим образом: «В своей борьбе против объединенной власти имущих классов пролетариат может действовать как класс, только организованный в особую политическую партию, противостоящую всем старым партиям, созданным имущими классами». С другой стороны, прерогативы Генерального совета были сохранены. Тем не менее анархисты не покинули конгресс и затягивали дебаты бесконечными дискуссиями о процедуре.
В очередной раз Карл не испытывал радости от собственных побед. Уставший от раздоров, измотанный напряжением, которого от него требовали в течение по меньшей мере семи последних лет еженедельные собрания Центрального комитета, желая закончить два недостающих тома «Капитала» — великого труда, который, как он чувствовал, от него ускользает, — он понимал, что Интернационал отжил свое. Однако он и на минуту не мог представить, как можно передать то, что осталось от организации, в чужие руки, в особенности в руки анархистов. Поэтому он решил одновременно свернуть деятельность Интернационала и дискредитировать Бакунина, чтобы тот не мог захватить в нем власть. И как всегда, когда он действовал, это было подобно удару молнии.
Незадолго до закрытия конгресса он, к всеобщему удивлению, выпустил две смертельные стрелы: одну — в сам Интернационал, а другую — в Бакунина.
Во-первых, в то время как собравшиеся намеревались проголосовать, уже восьмой год подряд, за сохранение штаб-квартиры Интернационала в Лондоне, Энгельс в ошеломляющей речи, почти целиком написанной Марксом (присутствовавшим в зале), предложил перенести ее… в Нью-Йорк[51]! Даже если центр капиталистического мира в то время переметнулся на другую сторону Атлантики, того же нельзя было сказать о коммунистическом движении. Его практически не существовало среди американского рабочего класса. Каждый в зале понимал, что такой переезд на деле станет смертным приговором Интернационалу, и, как прошептал один из делегатов, его с таким же успехом можно было бы перенести на Луну. Даже друзей Карла это предложение поставило в тупик: почему он хочет разрушить Интернационал, хотя только что голосованием сохранил за ним ведущую роль? Идея была подвергнута осуждению. Марксу и Энгельсу пришлось говорить с каждым поодиночке, чтобы кого-нибудь убедить. В конечном счете его резолюцию приняли только поздно ночью: двадцать шесть голосов «за», двадцать три «против» и шесть воздержавшихся. Тогда Карл добился назначения главой нового секретариата своего верного сторонника Фридриха Адольфа Зорге[52], с которым он познакомился в Кёльне в 1849 году, — это был очаровательный… учитель музыки!
Но он не хотел, чтобы удаление со сцены секретариата сыграло на руку Бакунину. Поэтому сразу же после этого голосования, в последний день конгресса, он театрально сообщил во время заседания, что Бакунин подписал в 1869 году договор на перевод «Капитала» на русский язык за 300 рублей и оставил у себя аванс, выплаченный издателем, так и не выполнив перевода. Это был бы мелкий грешок, какой многие авторы совершали во все времена, если бы Бакунин при этом не пригрозил издателю смертью! Карл, в самом деле, продемонстрировал участникам конгресса письмо за подписью Нечаева, адресованное Любавину — посреднику между Бакуниным и издателем, в котором последнему совершенно четко грозили смертью от имени «революционного комитета», если тот не отдаст Бакунину безвозмездно означенные 300 рублей! Бакунин искренне возмутился, утверждая, что не знал об этом письме, но почти никого не убедил; его исключили из Интернационала двадцатью семью голосами против семи при двадцати одном воздержавшемся.
На самом деле Маркс прослышал об этой истории еще в июле 1870 года от Лопатина — одного из переводчиков «Капитала» на русский язык, который попытался, будучи в Женеве, убедить Бакунина в том, что Нечаев мошенник; не добившись этого, он отправился к Любавину, который рассказал ему о письме с угрозами от Нечаева; позже Любавин прислал ему это письмо вместе с осторожной запиской: «В то время мне казалось бесспорным, что Бакунин причастен к этому письму, но теперь, глядя на вещи спокойнее, я вижу, что ничто этого не подтверждает, а письмо могло быть послано Нечаевым совершенно без ведома Бакунина». Чуть позже было обнаружено письмо Бакунина Нечаеву, подтверждающее, что Нечаев грозил издателю смертью все-таки с согласия Бакунина.
Сразу после конгресса Зорге уехал в Америку без всяких средств, даже без архивов. С собой он забрал только одного сотрудника — Теодора Куно, немецкого инженера, тоже бывшего делегатом на Гаагском конгрессе. Тот напишет в своих воспоминаниях, опубликованных шестьдесят лет спустя: «Не знаю, что стало с материалами Гаагского конгресса и всех ему предшествующих. Но я уверен, что их не было в чемоданчике Зорге, когда мы поднимались в Ливерпуле на борт „Атлантика“. Не виделся их и потом, когда Генеральный совет перевели в Нью-Йорк».
По странной иронии судьбы той же осенью 1872 года, когда штаб-квартиру Интернационала перенесли в Америку, кандидатом от демократов на пост президента США избрали Хорэса Грили — основателя «Нью-Йорк дейли трибюн», газеты, в которой Карл был лондонским корреспондентом! Через два месяца он проиграет перевыборы Улиссу Гранту — великодушному победителю в Гражданской войне, с легкостью избранному, несмотря на окружавшие его финансовые скандалы.
Через неделю после Гаагского конгресса, пока все еще размышляли над неожиданной развязкой, широко освещавшейся в прессе всего мира, Юрская федерация (по-прежнему верная Бакунину, несмотря на его исключение) собралась в Швейцарии, в Сент-Имье, вместе с испанской и итальянской федерациями, несколькими французскими и двумя американскими секциями для создания новой, открыто анархистской международной организации, целью которой станет «разрушение всякой политической власти путем революционной забастовки», но без насилия. В финальной резолюции конференции отвергалось «надувательство выборов», а также говорилось: «Устремления пролетариата могут иметь целью только учреждение абсолютно свободных экономических организаций и федераций, основанных на труде, всеобщем равенстве и совершенно не зависящих от любого политического правительства… Разрушение любой политической власти является первым долгом пролетариата». В этих словах слышался отзвук речей Прудона или даже Штирнера, предтечи анархизма, по которому Маркс тридцатью годами раньше прошелся в «Немецкой идеологии»: противостояние между «левыми», мечтающими захватить власть, и «левыми», мечтающими ее упразднить, отмечавшееся еще в эпоху Французской революции, проявилось с новой силой.
