«Народ несет свою ответственность, хотя нам по старой прогрессистской традиции кажется: народ всегда прав, — пишет Юрий Карякин. — Глас народа бывает не то что гласом Божьим, но и гласом дьявола — и даже большей частию! Народ должен нести ответственность. Личную. Достоевский говорил, что народ — это большая личность…
Народ не ошибается? Боже, как еще ошибается!»
Все то, что происходило, начиная с 1917 года, искорежило, искалечило души всех народов, населявших нашу землю, всех людей на территории Советского Союза. «Советский человек произошел от человека», — шутил мой остроумный коллега. И эта мутация была связана с утратой важнейших человеческих качеств или, во всяком случае, с их редуцированием, уменьшением, оскоплением. Все, что было хорошего в русском народе, как и в других народах, уничтожалось режимом.
«Большевики неумолимо и последовательно выкорчевывали все то, что мир считал типично русскими чертами характера, — отметил немецкий ученый Клаус Менерт, еще в пятидесятые годы
XX столетия написавший книгу «Советский человек». — Сталин пустил в ход все средства террора, экономической и финансовой политики, пропаганды и воспитания, чтобы силой укротить своенравную русскую натуру.
Изменились как раз те черты в облике русского человека, которые были наиболее импонирующими: бесхитростная простота и откровенность. Режим заставил его быть расчетливым, притворяться и даже предавать ближнего ради собственной безопасности».
— Мое отношение к советскому человеку? — говорит академик Юрий Сергеевич Пивоваров, один из самых интересно мыслящих российских историков. — Это антропологическая катастрофа.
От марксистских идей в Советском Союзе, особенно после войны, не осталось практически ничего, кроме набора догм, которые твердили профессиональные начетчики. Молодежь зазубривала их, не вникая в содержание. Поэтому, кстати, осложнилось общение с иностранными коммунистами, особенно с теми, кто верил искреннее. Они чем дальше, тем больше ужасались увиденному в стране победившего социализма.
«Коммунизм — это заблуждение, — считает поэт Наум Коржа-вин, — а сталинизм — не заблуждение. Сталинщина — добровольное рабство. Всестороннее. И — оглупление народа».
Ревностное служение режиму, следование всем, даже самым нелепым догмам почти всегда имели весьма циничное объяснение.
«Одна из замечательных особенностей советской системы в том, что в ней была масса маленьких начальников, — отмечает известный социолог Владимир Эммануилович Шляпентох. — Она культивировала маленьких начальников, вручая огромному количеству людей какой-либо элемент власти над другими людьми. Пусть человек даже будет агитатором — он уже приобретал какой-то маленький рычаг воздействия на других людей. Это было мощным цементирующим фактором системы».
Член ЦК и глава Союза советских писателей Александр Александрович Фадеев был просто влюблен в Сталина, восхищался им. Возможно, в определенном смысле вождь заменил ему отца, о котором Фадеев никогда не вспоминал, обиженный его уходом из семьи. Сталин выделял литературного начальника, благоволил к нему.
Его вдова, актриса МХАТ Ангелина Степанова, рассказывала, как Сталин позвонил Александру Александровичу, который недели две отсутствовал на работе.
— Где вы пропадали, товарищ Фадеев?
— Был в запое, — честно ответил Фадеев.
— А сколько у вас длится такой запой?
— Дней десять-двенадцать, товарищ Сталин.
— А не можете ли вы, как коммунист, проводить это мероприятие дня в три-четыре? — поинтересовался вождь.
Это, конечно, байка, но какие-то особые отношения между ними существовали. Вождь подарил Александру Александровичу должность генерального секретаря, сделал его «писательским Сталиным». Фадееву сходило с рук то, что другим стоило бы жизни. Дарованное Сталиным положение сделало Фадеева одним из самых заметных людей в стране. Он был окружен почетом, ему разрешалось ездить за границу.
Фадеев рассказывал поэту Евгению Долматовскому:
— Я как-то в присутствии самого расчихался ужасно. Сталин даже всерьез спросил: не надо ли врача?
Однажды писательского генсека вызвали наверх, когда он мыл голову.
«Седина Фадеева, — писал Долматовский, — имела одну особенность — она быстро приобретала неровный желтый оттенок. Почему-то Фадеев очень стеснялся этого. Борьба с желтизной его седины велась при помощи обыкновенной хозяйственной синьки».
Он не успел домыть голову и предстал перед Сталиным с волосами синего цвета. Вождь ничего не сказал, но все время посматривал на Фадеева с ухмылкой. Хрущева поражало то, что Фадеев приходил пьяный на заседания комитета по сталинским премиям. Сталин говорил членам политбюро:
— Еле держится на ногах, совершенно пьян.
И все сходило Фадееву с рук!
Пристрастие к алкоголю Александр Александрович объяснял так:
— Когда люди поднимаются очень высоко, там холодно и нужно выпить, спросите об этом летчиков-испытателей.
Фадеев достиг таких высот, где страшно было находиться. За все следовало платить, и он подписывал бумаги, которые обрекали на смерть подведомственных ему писателей. Иногда и сам натравливал ЦК и госбезопасность на писателей, которых уничтожали.
Сталин учил своего любимца:
— Имейте в виду, Фадеев, люди обкатываются, как камешки морской водой. Но вы не умеете обкатывать людей — вот ваша беда. Политик не имеет права быть чересчур впечатлительным. Мало ли какие бывают у людей острые углы, жизнь их обтачивает в интересах общего дела…
Александр Александрович старался. Писатели старшего поколения навсегда запомнили тот день, когда Фадеев на пленуме правления Союза советских писателей со свойственным ему пылом произносил обличительный доклад о «космополитах». Поэт Александр Трифонович Твардовский подметил в его ораторской манере «натужный пафос и напряженную рыдательную задушевность».
В разгар выступления в Дубовом зале Центрального дома литераторов погас свет. Внесли свечи, и Фадеев продолжил свою мрачную речь при свечах. Люди, которых он называл врагами советской литературы, были ему прекрасно известны. Еще недавно он их поддерживал как талантливых искусствоведов и знатоков театра. С некоторыми дружил. И теперь он всех предал. Такова была цена, которую он платил за свое высокое кресло и расположение вождя.
Говорят, впоследствии Фадеев каялся, что принял участие в этом позорном деле. Выпив, он говорил, что его вызвали в ЦК и заставили произнести этот доклад:
— Что я мог ответить Иосифу Виссарионовичу? Что я мог?
