Пока царь праздновал, положение его армии ухудшалось. Великий визирь закончил переправу при Исакче и, узнав, что Петр не пожелал мириться, выступил на север со своим 200-тысячным войском. Между тем Валахия, которая в конечном счете была гораздо важнее для петровской кампании, чем Молдавия, до сих пор зловеще молчала. В Валахии все зависело от господаря Бранковяну. Пока он открыто не поднял княжеское знамя за царя, едва ли можно было ожидать, что знать и простой народ откликнутся на призыв Петра восстать против турок. Но Бранковяну был испуган и потому осторожен. Он знал, что огромная турецкая армия выступила в поход, и понимал, что произойдет, если турки победят, а он окажется на стороне проигравших. Поэтому он не рискнул открыто выступить на стороне русских, и эта политика нашла полную поддержку его бояр. «Не стоит выступать за Россию, пока армия царя не перейдет Дунай», – считали они. Когда же турки первыми переправились через Дунай, Бранковяну сделал выбор. В тот самый момент, когда великий визирь, извещенный о его измене, приказал арестовать господаря, Бранковяну вдруг опять переменил фронт. Якобы обиженный тоном петровского письма, господарь провозгласил, что более не считает себя связанным тайным договором с царем, и передал туркам припасы, которые собрал для русской армии на деньги Петра. Это предательство оказало немедленное и сокрушительное воздействие на русскую кампанию. Провиант улетучился, а молдаване не в силах были восполнить его нехватку.
Но все-таки Петр не отступился от задуманного. Ему сказали, что для турок собран большой запас продовольствия и оно лежит без охраны в низовьях Прута, при слиянии его с Дунаем. Так как главные турецкие силы перешли Дунай и двигались на север вдоль восточного берега Прута навстречу русским, царь решил перейти на западный берег и спускаться к югу. Если ему повезет, он обойдет визиря с фланга, завладеет турецкими припасами и отрежет османскую армию от главной базы. Чтобы повысить шансы на успех, Петр отправил Ренне со всей русской 12-тысячной кавалерией вниз по западному берегу Прута в тыл османам с приказом захватить или сжечь склады в Браилове на Дунае. 27 июня кавалерия выступила в поход, а через три дня пехота переправилась через Прут и двинулась на юг, вниз по западному берегу, тремя колоннами. Первую вел генерал Янус, вторую – царь, третью – Репнин.
Первым вступил в соприкосновение с турками Янус. Русские с турками шли навстречу друг другу по противоположным берегам Прута, и 8 июля авангарды обеих армий наконец встретились: те и другие опешили – их разделяла только река. Когда об этом сообщили великому визирю, первая его мысль была отступить. «Он еще никогда не видал вражеских войск, а от природы был большим трусом и сразу решил, что пропал», – писал Понятовский, следовавший с османской армией. Общими усилиями татарский хан Девлет-Гирей, Понятовский и янычарский ага укрепили мужество великого визиря, и на следующий день турецкая армия снова двинулась дальше на север. Турецкие инженеры поспешно наладили переправы, чтобы турки могли вернуться на западный берег и встретиться с врагом. Петр, узнав, что османы переходят на его сторону реки, немедленно приказал Янусу повернуть назад и соединиться с главными силами.
Царь занимал позиции за болотом к югу от села Станилешти. Туда и вернулись усталые солдаты Януса. Но отдыхать им пришлось недолго. На следующий день, в вокресенье, подоспевшие турки принялись раз за разом штурмовать русские укрепления. Молдаване Кантемира, хоть и неопытные воины, стояли твердо, и в целом силы русских удерживали позиции. Но срочные призывы царя к Репнину поскорее подвести третью колонну на подмогу двум другим оставались тщетными. Солдаты Репнина были зажаты татарской кавалерией в Станилешти и не могли двинуться вперед.
В конце этого долгого дня, после непрерывных турецких приступов, которые раз от раза становились всесильнее, царь, встревоженный отсутствием корпуса Репнина и недостатком провизии, созвал вечером военный совет. Решение, в сущности, могло быть только одно – отступать. Отступление в сторону Станилешти, к дивизии Репнина, началось ночью и продолжалось все следующее утро. Это был кошмарный переход. Турки шли по пятам и непрестанно атаковали русский арьергард. Татарские отряды галопом проносились взад-вперед между телегами обоза, и почти весь он с остатками провианта погиб. Изможденная пехота страдала от жажды. Роты и батальоны строились в каре и таким порядком шли к реке, где по очереди пили, пока другие отбивались от татар. Только к вечеру в понедельник 9 июля вся русская пехота собралась в Станилешти, и солдаты принялись рыть на мысу неглубокие окопы, чтобы отбиваться от неприятельских всадников, рыскавших вокруг.
В сумерках стали подходить длинные цепи турецкой пехоты, в том числе и янычар, и пред очами великого визиря отборная османская гвардия обрушилась приступом на кое-как построенный русский лагерь. Русские стояли твердо, петровские солдаты встречали наступавшие цепи янычар ураганным огнем. Первая атака была отбита, турецкая пехота отошла и взялась, в свою очередь, прокладывать линию окопов, полностью окружившую русский лагерь. Подоспела турецкая артиллерия – пушки развернули широким полукругом так, что к ночи на русский лагерь смотрели дулами триста орудий. Тысячи татарских всадников, вместе с поляками и казаками, которых привел Карл, сторожили противоположный берег. Бежать было некуда: царь с армией попал в окружение.
Силы турок были несметны: 120 000 пехоты и 80 000 конницы. У Петра было всего 38 000 пехотинцев, а кавалерия под началом Ренне осталась далеко на юге. Он был прижат к реке и взят в кольцо тремя сотнями пушек, которые могли разнести его позиции в пух и прах. Еще хуже было то, что солдаты так измучились от голода и жары, что часть из них уже не могла драться. Даже воды из реки было достать непросто – посланные за ней солдаты попадали под плотный огонь татарской конницы с противоположного берега. Русские земляные укрепления были сделаны кое-как; заграждением для целого участка служили лишь туши павших обозных лошадей и наскоро сооруженные рогатки. Посреди лагеря вырыли неглубокую яму, где укрыли Екатерину с сопровождавшими ее женщинами. Это убежище, окруженное телегами и загороженное от солнца навесом, было жалкой защитой от турецких ядер. Екатерина держалась спокойно, другие дамы плакали.
Петр попал в отчаянное положение. Этой ночью, куда бы он ни глянул, по обе стороны реки мерцали на невысоких холмах тысячи костров громадного османского войска. Утром наверняка начнется приступ, и тогда – конец. Его, русского царя, полтавского победителя, разобьют и, наверное, в клетке протащат по улицам Константинополя. Плоды двадцати лет мучительных, колоссальных трудов могут испариться в один день. Неужели дойдет до этого? А почему бы нет? Не случилось ли в точности то же самое с его врагом Карлом? И по сходной причине: слишком гордый, слишком уверенный в своей счастливой звезде, он безоглядно углубился во вражескую территорию.
