Конечно, я не одобряю всех аспектов советской внешней политики, но у меня вызывают протест и многие аспекты внешней политики западных стран. И если я, в отличие от некоторых советских диссидентов и эмигрантов, неизменно выступал за развитие разрядки и сотрудничества между Востоком и Западом, – то следовательно, я уверен – такая разрядка уменьшит масштабы возможных ошибок с обеих сторон и, таким образом, увеличит шансы человечества выжить в этом мире, который действительно начинает, порой, катиться в пропасть.
В свете сказанного можно понять, какое негодование вызывает у людей вроде Максимова и Солженицына моя позиция. Ведь многие западные деятели смогут подумать, что Солженицына и Максимова поддерживают отнюдь не все и даже не большинство советских диссидентов. Вот, например, западногерманский журналист Матиас Шрайбер так и написал, что хотя по своему нравственно-религиозному пафосу Солженицын чем-то похож на Льва Толстого, однако «не следует забывать, что в Советском Союзе меньше радикальных и больше приемлющих систему коммунизма диссидентов, как Рой Медведев. Солженицын говорит от своего, а не от их имени». [134]
Еще более определенно поддержал мою позицию известный английский общественный деятель Кен Коут: «В то время, как Россия Солженицына, как и весь его мир, заполнены темными, безрассудными фигурами, жестокими и алчными людьми, бессмысленными институтами, Россия Медведева составляет часть его собственного мира, где признают доводы разума, где прислушиваются, хотя бы и с трудом, к свидетельствам мира – мира, доступного для анализа и объяснения и, что важнее всего, мира изменяющегося. Солженицын предлагает своим соотечественникам давно изъеденные червями предписания воздержания, покорности и благочестия. Медведев же призывает их спорить, думать и содействовать реформам. Опираясь на рационализм Маркса, он беспощадно применяет его к социальной действительности собственной страны». [135]
Ясно, что после подобного рода отзывов западных интеллигентов и меня ждет в будущем только скамья Второго Нюрнберга. Однако я буду находиться там не в столь уж плохом обществе, если список подсудимых будут составлять Солженицын, Максимов или Григоренко.
И все же есть надежда, что ни мне, ни близким мне западным интеллигентам, ученым и журналистам не придется сидеть за решеткой по приговору «Второго Нюрнберга». По свидетельству Солженицына, у нас объявился весьма могущественный союзник, который также выступает за прекращение холодной войны с СССР. Это крупная американская, да и большая часть японской и западноевропейской буржуазии. Выступая 30 июня 1975 года по приглашению Американской федерации труда на большом собрании в Вашингтоне, Солженицын сказал: «Но подобно тому, как мы ощущаем себя с вами союзниками, существует и другой союз… На первый взгляд странный, удивительный, а если вдуматься, то очень обоснованный и понятный. Это союз наших коммунистических вождей и ваших капиталистов… Это союз не новый…». [136]
Яростный противник всех видов и форм сотрудничества и торговли между Западом и Востоком, Солженицын почти дословно повторил в этой своей речи слова Маркса, когда с негодованием говорил о «той сжигающей капиталистов жажде наживы, которая теряет всякие границы, всякие самоограничения, всякую совесть, только бы получить деньги». [137]
В порыве возмущения Солженицын призвал своих слушателей вспомнить лозунг: «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!» Аудитория в Вашингтоне, состоявшая из тех же капиталистов, политиков и профсоюзных боссов-миллионеров, аплодировала оратору, который вместо традиционного обращения «Дамы и господа» начал свою речь словами «Братья по труду!» Но ведь и американские рабочие, которые не были представлены на этом приеме, также хотят, чтобы их товары имели надежный сбыт, и чтобы США выбрались наконец из трясины перманентного кризиса. Кто же будет создавать и охранять те концлагеря и иные застенки, которые планирует создать для западных либералов Владимир Максимов?
Советская печать, к счастью, полностью игнорирует мое существование и мои книги. За последние десять лет я лишь дважды видел упоминание о себе в печати. В первый раз это было в 1971 году в газете «Вечерняя Москва». В статье о краже книг в Ленинской библиотеке содержался намек, что Рой Медведев если и не крадет сам книги из библиотек, то охотно принимает их в подарок. По этому случаю у меня был даже устроен тщательный обыск. Правда, во всей моей библиотеке была обнаружена только одна книга с каким-то библиотечным штампом, стоимостью в 90 копеек. Заодно с этой книгой был «изъят» и увезен весь мой научный архив.
Второй раз совсем недавно я обнаружил свое имя в книге чехословацкого журналиста Томаша Ржезача «Спираль измен Солженицына». В этой книге, полной всякого рода сознательных искажений и ошибок, автор называет меня «ближайшим другом Солженицына», хотя я виделся и беседовал с Солженицыным всего три раза в жизни. К тому же мне приписывается такой отзыв об одном из произведений Солженицына, который я никогда не высказывал ни устно, ни письменно.
Иное дело устная пропаганда. Здесь, как я могу судить, мне и моему брату уделяется немало внимания. Еще в 1970 году на семинаре в Черемушкинском райкоме партии лектор Г. Н. Чистяков утверждал, что я размножал рукопись «К суду истории» в десятках экземпляров в машинописном бюро своего института. Эта рукопись готовится к печати издательством «Посев» в ФРГ с антисоветским предисловием. Мне будто бы показали это предисловие, но я ответил, что не передавал «Посеву» свою рукопись, но буду рад, если ее там опубликуют. Среди слушателей Чистякова была и моя жена, но он этого не знал.
Между тем ложь, преподносимая Чистяковым, была весьма знаменательна. Конечно, я не размножал своей рукописи, да в моем институте не было вообще машинописного бюро. Еще осенью 1969 года я переслал рукопись в США и заключил через друзей формальный договор с издательством «Кнопф». Возможно, что издательство «Посев», не зная об этом, готовило к изданию какой-то первоначальный вариант книги. Именно так было с книгой моего брата «Подъем и падение Лысенко». За несколько месяцев до одобренного им американского издания книги, ее ранняя версия была опубликована «Посевом». Однако в моем случае издательство «Кнопф» опередило непрошеных конкурентов.
Позднее на семинаре международников в Москве некто Власов призывал вести решительную борьбу с такими авторами, как Солженицын и Медведев, которые явно «не в своем уме». На вопрос, почему нас не арестуют, Власов с сожалением ответил, что для этого нет еще веских юридических оснований.
Совсем недавно в одном из установочных идеологических докладов было сказано, что за границей часто выступает в печати «некий советский историк Медведев, которого западная пропаганда цитирует так же охотно, как и Солженицына, Амальрика и Буковского». Докладчик пояснил, что этот московский историк является на самом деле бывшим белорусским полицаем, еще в 1944 году бежавшим на Запад и лишенный затем советского гражданства. Его подлинное имя Роман Медведев, хотя он переделал свое имя на английский лад. Докладчик все же не сказал, какое английское имя присвоил себе этот бывший немецко-белорусский полицай.