Представление о том, что мировая империя, стремящаяся вобрать в себя всю ойкумену, может транслироваться из одного центра в другой, получило название translatio imperii. Каждое новое царство было уникально по своему этнокультурному характеру, но оно сохраняло ту же имперскую миссию, что и предыдущее.
Обратим внимание, что идея Рима как последнего царства неожиданно ложится на августовское представление о «вечном Риме», с падением которого закончится вся человеческая история. При этом нельзя сказать, что все четыре царства сами по себе являются злом, но они находятся в конфликте с Израилем, с «Ветхозаветной Церковью», и поэтому обречены на погибель. «Сорвавшийся камень с горы» — это Церковь Нового Завета, которая победит Римскую империю, так что ей придется распасться на «медные» и «глиняные» части, что совершенно логично, потому что она с самого начала была неоднородна. Будущим экзегетам останется только толковать о том, что можно считать этим распадом — раздел Римской империи при Диоклетиане в конце III века и Феодосии в конце IV века или более поздние события, ведь если Рим существует до конца времен как тот самый Катехон, то и его распад происходит не за один раз, а на всех исторических этапах.
На первый взгляд в этом конфликте Церкви и Империи Катехона заключено очевидное противоречие, ведь обе инстанции служат Господу и сопротивляются аномии, но дело в том, что катехоническая Империя далеко не всегда соответствует своей высокой миссии и именно поэтому распадается на части.
В идеале между Церковью и Империей Катехона должны существовать отношения, которые еще при императоре Юстиниане были названы «симфонией»(«созвучием»), и тогда обе эти силы, священная и земная, могут установить настоящий христианский порядок и справиться с любой аномией. Но в реальности отношения Церкви с христианской Империей были довольно сложными, потому что различные императоры забывали о своем предназначении и сами становились проводниками настоящей аномии.
Однако какой бы несовершенной ни была власть христианских государей, любая нехристианская власть для исторической Церкви все равно была несравнимо хуже. И если до христианизации Римской империи сама мысль о ее предназначении как Катехона казалась невозможной, то после миссионерского подвига Константина она становилась вполне естественной. Константин воплотил собой миссию Катехона и проявил эту миссию в самой Римской империи, обосновав смысл ее существование. Следовательно, миссия реально действующего государства-Катехона сводится к двум основным задачам. Минимальная задача — это «удерживание» мировой аномии, подавление «Карфагена» с его человеческими жертвоприношениями, и эту задачу может выполнить даже языческий, Ветхий Рим, в чем и заключался смысл его экспансии. Ибо начальник «не напрасно носит меч: он Божий слуга, отмстителъ в наказание делающему злое», — говорит апостол Павел в Послании к Римлянам (13:4). Максимальная задача — это распространение христианства, служение Церкви, а эту задачу может выполнить только обновленный, крещеный, Новый Рим. Именно с этим обновлением заканчивается языческий хаос Античности и начинается христианский порядок Средневековья. Невозможно понять всю европейскую средневековую культуру, как восточную, так и западную, если не знать это учение о христианской миссии Новой Римской империи, миссии Катехона.
Представление о Катехоне, симфонии властей и translatio imperii составляют три основы идеологии византизма, а вместе с ней и всего политического сознания православного Средневековья.
Колоссальной трагедией для всего христианского мира было падение Западной Римской империи в 476 году, потому что для западных христиан оно фактически означало падение Западного Катехона, и хотя впоследствии некоторые государства претендовали на звание его прямого наследника и ни про одно из них православный исследователь не может однозначно сказать, что оно было тем самым Западным Катехоном.
Кроме того, возвышение Восточного Катехона, православной Византии, было воспринято многими западными христианами как повод для ревности, что стало одним из существенных факторов отпадения Западной Церкви от мирового православия. Ветхий Рим не смог признать первенство Константинополя, что привело его к отказу от самого православия, как Ветхий Израиль в своей националистической гордыни не смог принять самого Христа. В основе католического раскола лежит тезис об исхождении Святого Духа не только от Отца, но и от Сына (Filioque), затрагивающий догматику самой Божественной Троицы и поэтому имеющий краеугольное значение для православно-католического конфликта. Но сам этот лжедогмат с точки зрения православия был возможен только потому, что папы римские самолично вводили его в церковное учение, игнорируя позиции всех остальных Поместных Церквей. Однако справедливости ради надо признать, что Filioque в Римской Церкви было введено под нажимом знаменитого франкского монарха Карла I Великого (правил в 768–814 гг.), от самого имени которого произошло слово «король».
Фигура Карла Великого для Западной Европы крайне противоречива. С одной стороны, его можно назвать «Константином Запада», потому что он практически повторил опыт церковногосударственного синтеза, фактически основав западную средневековую культуру, когда Италия и Галлия находились в состоянии страшного упадка под натиском варваров. С другой стороны, его политика нарушала незыблемые основы византизма.
Во-первых, он почти заставил признать себя императором со стороны римского папы Льва III, благодарного ему за освобождение Италии от лангобардов. Византия не могла согласиться с этим признанием, потому что христианский император, Катехон, может быть только один, особенно после падения Западной Римской империи.
Во-вторых, Карл начал усугублять противоречия между латинским Западом и православным Востоком, положив начало расколу, который окончательно подтвердится в 1054 году. Вместе с этим начиная с эпохи Карла Великого Запад не только отдаляется от православного Востока, но пытается переписывать историю христианизации Европы под себя, постепенно вытесняя и замалчивая тему Византии. Конечно, эта тенденция достигнет своего апофеоза после падения Византии, в эпоху Нового времени, но ее корни уходят именно в православно-католический конфликт эпохи Карла Великого. Между тем рассматривать историю Западной Европы без Византии то же самое, что рассматривать историю христианства без православия.
Византия не только не была культурной периферией Европы, Византия буквально создала средневековую европейскую культуру, потому что именно в ней произошел полноценный синтез античного наследия и христианского мировоззрения.
