Но интеллигент Ирисханов не знал, что беспредел как раз и нужен таким имамам-неучам, как уголовник Гелаев. Ведь в беспределе, когда кулак заменяет законы ислама, легче скрыть свое невежество, спрятать нравственную распущенность: ведь зло становится нормой.
Гелаев всегда чувствовал, когда надо сматывать удочки. Он один из немногих полевых командиров невредимым проскользнул сквозь открытую щелочку ловушки из Грозного в феврале 2000 года. Выскользнул из Комсомольского, вышел сухим из воды в Кодорском ущелье Грузии… Но не ушел от пограничников в Дагестане. Обмануть смерть ему так и не удалось.
Михаил Лабунец. Штрихи к портрету
Я слышал об этом генерале еще в первую чеченскую кампанию и даже мельком видел, но до знакомства дело не дошло.
Познакомились мы с ним в 1997 году, когда я был назначен заместителем командующего войсками СКВО и переехал из Владикавказа в Ростов-на-Дону. А Михаил Иванович уже тогда возглавлял Северо-Кавказский округ внутренних войск.
Впрочем, и после 1997 года встречались мы редко, почти не общались — так, сталкивались на каких-либо мероприятиях в обстановке официоза. А разве в подобных ситуациях можно узнать человека? Ведь на всех, как правило, надеты эдакие маски, за которыми настоящего лица не разглядеть.
И вот наступил жаркий август 1999 года, когда незаконные вооруженные формирования под руководством Хаттаба и Басаева вторглись в Дагестан. А затем пришел и горячий сентябрь, когда началась операция по ликвидации бандитского анклава в Кадарской зоне, где в нескольких населенных пунктах возникла неподконтрольная федеральным и республиканским властям зона — самопровозглашенное ваххабитское государство со своей «армией».
Меня, по воле сложившихся тогда обстоятельств, назначили руководителем этой операции, а моим заместителем по внутренним войскам стал Михаил Иванович Лабунец. Не скрою, я тогда немного запереживал: как сложатся наши с ним отношения? Ведь не секрет, что между начальниками из разных ведомств, чьи силы и средства действуют совместно в одном деле, часто возникают трения. Тем более в таких обстоятельствах, как тогда, в сентябре 1999 года.
Напомню, что я в тот момент был генерал-лейтенантом, заместителем командующего войсками СКВО, а Михаил Иванович — генерал-полковником, командующим Северо-Кавказским округом внутренних войск. Кроме того, по замыслу операции почти всю черную работу (то есть взятие штурмом сел Карамахи и Чабанмахи с их мощными укреплениями и солидным гарнизоном) предстояло выполнить именно подразделениям и частям внутренних войск. Конечно, армейцы — артиллеристы, авиаторы, танкисты, десантники — тоже были задействованы в операции, однако «внутренникам» досталось самое ответственное и опасное дело.
В итоге получалось, что я, двухзвездный генерал (по штатной должности — второе лицо в своем округе), должен был командовать трехзвездным генералом, который к тому же по штату (пусть даже в другом ведомстве) возглавлял округ. Уже в самом этом штатно-должностном раскладе была заложена «мина» будущих разногласий. Она могла взорваться, то есть привести рано или поздно к конфликтной ситуации. И я даже заранее настроился на это, внутренне сгруппировался, чтобы быть морально готовым ко всяким трениям.
Однако худшие мои опасения не подтвердились. Мало того, уже в первые дни операции (на стадии разработки и утверждения планов) я понял, что Лабунец страшно далек от чиновничье-генеральского чванства. Ему и в голову не приходило оспаривать первенство при принятии решений, даже сама мысль о несправедливом распределении ролей не возникала. Мы с первых минут нашли общий язык, и взаимопонимание не оставляло нас на протяжении всех дней боев в Кадарской зоне. Впрочем, и во все последующие месяцы и годы совместной работы.
Естественно, что мы сблизились духовно в том горячем сентябре 1999-го, даже сдружились. Помню, были минуты, когда я незаметно для Лабунца наблюдал за ним. Выглядел он картинно: в перепачканном землей камуфляже стоял в окопе и, уперевшись локтями в бруствер, пристально вглядывался через бинокль в склоны гор, по которым наступали его люди; на щеках и подбородке — седая трехдневная щетина (даже побриться было некогда из-за горячки боя), глаза — красные от недосыпа и усталости, голос — охрипший от непрерывных докладов и команд; радиостанция в его мощной руке, казалось, раскалилась от длительной работы… Тот, кто видел Лабунца в такие минуты, не мог не залюбоваться им — настоящим боевым генералом, далеким от паркетной суеты высоких штабов.
К тому же Михаил Иванович сам по себе очень фактурный мужик — высокий, поджарый, без единого намека на живот (который, увы, для многих людей нашего возраста — непременный атрибут фигуры), лицо аскетическое, огрубелое от солнца и ветров, волосы — «перец с солью» (а теперь, по прошествию нескольких лет, уже и вовсе седые)… Будь моя воля и распорядись судьба иначе, я бы как кинорежиссер снимал его в ролях великих полководцев. Лучшего типажа не найти.
Видимо, сама судьба, профессия (а значит, высокая ответственность и тяжелейшие испытания) формируют не только внутренний мир человека, но в значительной мере и его внешность. Не зря ведь в народе и в языке закрепились устойчивые словосочетания, образы — «волевой подбородок», «орлиный взор», «жесткая линия рта» и т. п.
В общем, Михаил Лабунец — настоящий боевой генерал. И я в этом убедился воочию.
На очередном этапе операции на правом фланге, где действовал один из отрядов спецназа внутренних войск, возникла тяжелая ситуация: продвижение наших подразделений застопорилось.
Естественно, на войне редко бывает так, что все планы и решения выполняются безукоризненно, точно и в срок. Реальная ситуация настолько сложна и динамична, что всего просто физически не учтешь. К примеру, мы предполагали, что ваххабиты, окопавшиеся в селах Карамахи и Чабанмахи, будут сопротивляться отчаянно. Но не до такой же степени, чтобы, обвязавшись гранатами, бросаться в гущу наступающих и гибнуть, унося за собой и жизни наших ребят.
Как позже выяснилось из показаний пленных, местные (дагестанские и даже чеченские) ваххабиты были настроены менее жестко, рассчитывая на амнистию и другие поблажки нашего российского законодательства. А кроме того, у них здесь были семьи (ранее мы дали возможность уйти из зоны боевых действий по «зеленому коридору» детям, женщинам и старикам), дома, имущество, приусадебное хозяйство. В глубине души местные жители не были заинтересованы в тотальном разрушении всего, что нажито (неважно, праведным или неправедным путем). Однако в рядах ваххабитов в Кадарской зоне было немало наемников из дальнего зарубежья. Эти люди, конечно, считали, что с ними россияне церемониться не будут.
