песню не закуешь! Побежали неунывные люди в нашу сторону, подальше от глаз да ушей патриарших. Поселились они в светлозерских краях, от царевой тяготы да боярской немилости там и укрывались…»
Вспомнилась мне эта старая бывальщина. Не врут, наверно, люди, что веселее Светлозерья не найдешь села по всей Печоре. На самодеятельных олимпиадах в Усть-Цильме люди из других колхозов при светлозерцах выступать стеснялись.
— Где уж нам соловьев перепеть! Засмеют…
…Стою я на берегу и вижу: из переднего карбаса выскочил на берег рослый седой старик, а за ним и все остальные. Тут были и молодые ребята в красных рубашках с расстегнутыми воротами, и женки да девки в цветных сарафанах с плетеными поясами, и пожилые колхозники в обыкновенных магазинных пиджаках — всего девятнадцать человек.
— Здравствуйте, горожане! — нараспев поздоровался старик. — Что худо нас встречаете? Музыка-то где? Или светлозерцев не признали?
Видно было, что старик у них главный. Он сошел бы за молодого, если бы не седина да поджатые плечи — будто кошка в лопатки вцепилась. А так у него и молодая ухватка не пропала, и бодрость не потерялась, и в глазах задор светится.
Из катера на берег вышел моторист.
— Ты, Василий Сергеевич, досмотри за якорьками, — говорит ему старик, — а то карбаса впереди нас к морю сплывут. — Повернулся и на берег поднимается.
— Не сплывут, Матвей Лукьянович! Досмотрю!
«Матвей Лукьянович!» — спохватилась я. На берег ко мне подымался знаменитый по всей Печоре былинщик и сказочник Матвей Лукьянович Перегудов. На всякий случай я все же спрашиваю:
— Так это вы и есть тот самый…
— Тот самый, — перебил меня со смехом Матвей.
Подошел он, встал во фронт и отчеканил:
— Балагурщик и песенник, в старое время рядовой солдат, печорский мужик, нынче член правления светлозерского колхоза «Весна» Матвей Перегуда, по паспорту шестидесяти пяти годов, по духу — семнадцати…
Обрадовалась я Матвею. Сказитель! Да еще сказитель-то какой!.. Спросите любого у нас на Печоре — старый и малый скажет про Матвея доброе слово. Немало слышала я о нем, а встречать не доводилось.
— Сказители, — говорю, — соловьиная родня. Значит, и я тебе, Матвей Лукьянович, не чужая, я ведь тоже сказительница.
— Да ты, случаем, не та самая…
Теперь я смеюсь.
— Та самая — Маремьяна Голубкова, в старую пору безвыходная батрачка, нынче советская гражданка, городу своему хозяйка, детям мать, родине дочь.
Светлозерцы той порой тоже поднялись на угор и пошли кто куда: кто по делам, кто по знакомым домам, а кто — просто ноги размять.
— Ну, раз назвалась хозяйкой, показывай гостям свой город, — требует Матвей.
С нами пошли две женки, да парнишка Юра лет тринадцати, в рыбацких резиновых бахилах не по ноге, да моторист Василий Сергеевич. Повела я их по городу.
— Город мой весь на виду, замки не навешены, ключи не нужны. Тебе, Юра, Нарьян-Мар, пожалуй, ровесником доводится. Какого ты года рождения?
— По паспорту — тридцать шестого, — отвечает Юра, а сам глазами на Матвея стреляет: как бы не влетело за шутку…
А у Матвея, вижу, смех по губам бегает.
— Так и есть, — говорю. — Незадолго здесь, на пустом берегу, топоры заговорили, да так и до сей поры не умолкают. Подымаются новые дома, просторные да светлые, растут этажи, прибавляются улицы. Гляди — и сейчас по свежей щепе идем. Тут недавно ребята меж домов еще морошку собирали, а рядом по улицам автомобили забегали. Ненцы теперь не только на оленях ездят, а и в самолетах летают.
Веду я светлозерцев по городу, показываю да рассказываю:
— В порту нынче тихо, одни морские бота хлопочут, выходить готовятся. На боте «Якут» сын мой Степан капитаном, вехи да фонари вдоль субоя ставит. По этим фонарям да вехам придут из Архангельска морские пароходы, начнется в порту горячая пора. Тут и ночь за день идет. Подъемные краны грузами ворочают, тюки да ящики на берег выметывают. А с берега грузчики по трапам бочки катят, рыбу грузят. У речной пристани, вон меж двух пароходов-речников, катерок крутится, «Зорька» его зовут. На нем другой мой сын, Николай, капитаном.
— Не сегодня-завтра бота кверху отправятся, — говорит светлозерская гостья, та, что постарше.
— Пойдут в вашу сторону и дальше, до самой Якши [38], - говорю я. — А сверху уголь приплывает. Засвистят пароходишки, а город гудками откликнется. Лесопильный да консервный заводы, да две электростанции, одна другой больше, да механические мастерские в порту, да такие же в рыбтресте, да рыбзавод, да хлебозаводы, — вон сколько у нас промышленности выросло! За Полярным кругом, в Большеземельской тундре, а не отстаем от больших советских городов.
Прошли мы добрую половину города — мимо театра и окружного музея, мимо магазинов, столовых, почты, гостиницы и городского Совета, мимо конторы оленеводческого совхоза и педагогического училища, мимо большой школы-десятилетки и редакции газеты «Красный тундровик», мимо двухэтажного полукаменного — кирпичного с деревянными крыльями Дома Советов.
— А куда нынче Калюш-то делся? — спрашивает светлозерка помладше.
— Вот вспомнила! Калюш с городом давно смешался, — отвечаю.
— Нынче деревня с городом недальняя родня, — говорит другая.
— Сама себя деревня переросла, — подхватил Матвей. И от полной души прибавил: — У нас деревня с городом под одну крышу строятся!..
— Где-то нам рыболовный участок отведут? — гадал Матвей, когда мы поднимались на крыльцо Печорского рыбакколхозсоюза.
— Никак Матвея Лукьяновича вижу! — приветствовал Перегудова председатель правления.
Рассказал ему Матвей про свое дело: правление колхоза «Весна» отправило его с бригадой промышлять рыбу, а участок еще не отведен.
— Завели скотинку, да не построили хлевинку. У нас в Усть-Цилемском районе на семгу круглогодний запрет. А все мы рыбаки природные. Вот и едем ближе к морю, здешние берега испытать. Приткните нас куда ни на есть.
Председатель сразу точного места не отвел, а Матвея все же обнадежил:
— Печора у нас широка, а усть-морье — шире того. И наши нижнепечорцы ловят, и приморцы с Двины место находят, и вам, устьцилемам, тоньку отведем. Вечером правление созову, потолкуем.
Пригласила я Матвея к себе в гости, а он говорит:
— Надо мне еще в МРС наведаться.
Директора МРС на ту пору не случилось: уехал он по колхозам рыбаков поторапливать. По договорам к этим дням они должны были уже на месте находиться. В директорском кабинете нас встретил какой-то невидный из себя человек в сером костюме с невеселым серым лицом. Матвей к нему со своим делом:
— У нас, — говорит, — рыболовецкой станции нету. Вся надежда на вас.
А тот и слушать не хочет.
— Мы, — отвечает, — только свои нижнепечорские колхозы обслуживаем, а до чужих нам дела
