Ришелье опередил события. Весть о взятии Брейзаха пришла в Париж лишь 24 декабря. Но кардинал решил, что не будет большого греха, если он доставит последнюю радость тому, кто так много потрудился ради победы.
Очевидцы прощания Ришелье с отцом Жозефом рассказывали, что железный министр был безутешен, не мог справиться с собой и рыдал над гробом капуцина. «Я потерял утешение и опору», — повторял он.
Скорбь министра разделил и король, с большим уважением относившийся к отцу Жозефу еще с отроческих лет. «Сегодня я потерял самого верного из своих служителей, а господин кардинал — своего доверенного человека и помощника», — заявил Людовик XIII в день смерти отца Жозефа.
С потерей отца Жозефа ближайшим помощником Ришелье станет Мазарини, которого министр-кардинал в скором времени пригласит на французскую службу. Неоднократные встречи и продолжительные беседы с папским любимцем убедили Ришелье, что это именно тот человек, который ему так нужен после того, как не стало отца Жозефа.
Мазарини усмотрел для себя в предложении Ришелье заманчивые возможности и принял его. 5 января 1640 г. 38-летний итальянец прибудет в Париж. Отныне дело Ришелье станет его делом.
Если не считать утраты отца Жозефа и поражения при Фонтараби, итоги 1638 года были для Ришелье обнадеживающими. Он чувствовал, что в ходе войны наступает перелом. Франция сумела выстоять под натиском двух мощных противников — габсбургской империи и Испании — и не только выстоять, но и нанести им ряд серьезных поражений. После критического для Франции 1636 года, когда поражение казалось неминуемым, психологический настрой в обществе заметно изменился. Крепла уверенность в победе. Армия и ее командование извлекли урок из первых горьких неудач.
Важное психологическое значение для эволюции умонастроений французов, безусловно, имело рождение дофина — «Людовика, Богом данного». Этот, на взгляд людей конца XX века, малозначимый факт в тогдашней Франции был расценен как подарок судьбы, в нем видели руку Провидения, благословляющего трон Людовика XIII.
Почти одновременно с рождением дофина в Мадриде появилась на свет инфанта, которую назвали Марией-Терезией. Тогда, в 1638–1639 годах, даже смелые головы не могла посетить мысль о том, что 20 лет спустя, в 1659 году, будет заключен брак между Людовиком XIV и инфантой Марией-Терезией, который положит конец извечной вражде двух королевских домов.
* * *
Четвертый год войны начался для Франции с серьезных неприятностей в Савойе и Пьемонте. Там активно действовала испанская агентура, возглавляемая духовником герцогини Савойской отцом Моно. Иезуит сумел до крайности обострить отношения между Кристиной и первым министром Франции. В чем только не обвиняла герцогиня кардинала! И в том, что он разрушил их «дружную» семью, и в том, что из-за него их «горячо любимая» мать стала изгнанницей, и что он целиком подчинил своей злой воле ее «излишне доверчивого и мягкого брата» Людовика XIII, наконец, в том, что он уготовил Савойе судьбу Лотарингии, вознамерившись установить над ней французский протекторат.
Ришелье хорошо знал, с чьих слов и по чьему наущению действует Кристина, и решил положить этому конец. Кардинал приказал Лавалетту арестовать отца Моно и препроводить его в крепость Монмельян на франко-савойской границе.
Возмущение герцогини Савойской было безмерно, и не известно, чем бы все это кончилось, если б ранней весной в Пьемонте не вспыхнуло восстание, подготовленное двумя ее шуринами — Томасом и Морицем Савойскими. Восстание быстро охватило весь Пьемонт и было поддержано испанцами.
В начале апреля войска испанского губернатора Милана маркиза Леганеса вторглись в Пьемонт и 17 апреля осадили Турин, оборону которого возглавил сам кардинал Лавалетт. Находившуюся в Турине Кристину под покровом ночи удалось вывезти из города и переправить поближе к французской границе.
Восставшие жители Турина открыли ворота Томасу Савойскому, прибывшему вместе с испанцами, и французскому гарнизону пришлось искать спасения в городской цитадели.
Тем временем кардинал Мориц Савойский при поддержке испанских войск захватил графство Ницца на Средиземноморском побережье.
Узнав о событиях в Савойе и Пьемонте, Людовик XIII и Ришелье направили в этот район армию герцога де Лонгвиля.
Силы небольшого французского гарнизона в цитадели Турина были на исходе. Продержавшись без малого четыре месяца, кардинал Лавалетт вынужден был вступить в переговоры с Томасом Савойским и испанским командованием. Ему удалось избежать унизительной капитуляции и заключить на свой страх и риск перемирие сроком на два месяца. По условиям перемирия Лавалетт должен был сдать Турин и вывести часть войск за пределы Пьемонта, но ему удалось удержать за Францией несколько крепостей (в частности, Пиньероль). За время перемирия он надеялся переформировать свои силы и продолжить борьбу. Армия Лонгвиля по непонятным причинам задерживалась.
Ришелье одобрил действия Лавалетта. Зато союзники Франции — Голландия и Швеция усмотрели в перемирии в Северной Италии угрозу своим интересам и потребовали от французского правительства соответствующих объяснений. С большим трудом Ришелье удалось рассеять их опасения.
Лавалетт вывел часть войск на пограничную с Савойей французскую территорию, а сам намеревался встретиться с королем и министром-кардиналом для обсуждения дальнейших планов. Но 28 сентября 1639 г. он неожиданно умер в Лионе от тяжелой пневмонии в возрасте 47 лет. Это была вторая после отца Жозефа тяжелая утрата для Ришелье. «Если бы можно было отдать собственную кровь ради спасения тех, кого мы любим, я, не раздумывая, сделал бы это, чтобы вылечить друга, которого я потерял», — горестно заметил первый министр, узнав о смерти Лавалетта. В его окружении было не так уж много людей, которым он безусловно доверял и на которых мог полностью положиться. Кардинал де Лавалетт принадлежал к их числу. Командование войсками в Северной Италии перешло к графу д'Аркуру.
Король тем временем прибыл в Гренобль для встречи с сестрой, которую не видел 10 лет. Кристина Савойская устроила брату настоящую сцену, обвиняя во всех своих несчастьях зловредного Ришелье. Поистине не было в семействе Бурбонов человека, который не питал бы ненависти к тому, кто столь преданно служил их интересам.
Переговоры короля Франции и герцогини Савойской были крайне напряженными. Кристина в штыки встретила предложение брата взять на себя заботу о воспитании племянника — малолетнего герцога Савойского. Еще более враждебно она отреагировала на идею установления своего рода французской опеки над Савойей до совершеннолетия герцога. Король и его первый министр, участвовавший в переговорах, не без оснований указывали Кристине на реальную угрозу утраты ею регентства, а ее сыном — престола, исходящую от Томаса и Морица, поддерживаемых Испанией. Только «братская» помощь Людовика XIII может отвести от Савойи эту опасность.
