Как-то в перестроечной прессе, кажется, в журнале «Огонек», попалось мне интересное утверждение: в блокадном голоде виноват был лично Отец народов Иосиф Виссарионович Сталин. Оказывается, вождь настолько ненавидел оппозиционный город, партийной организацией которого руководили сначала Зиновьев, а потом и Киров (его Коба, как известно всем потребителям идеологической продукции «прорабов перестройки», убил в коридорчике здания бывшего Смольного института благородных девиц), что воспользовался неожиданной удачей и решил извести несчастных ленинградцев подвернувшимся под руку голодом. При всем идиотизме такого заявления до сих пор находятся люди, которые выдают его за истину в последней инстанции.
На самом деле Ленинград был важнейшей составной частью системы обороны Советского Союза. Помимо того, что в этом мегаполисе были сосредоточены важнейшие оборонные предприятия, такие как Кировский завод, выпускавший танки КВ, город имел важнейшее политическое значение. Напомню, что именно здесь в 1917 году произошли основные события Великой Октябрьской социалистической революции. По этой причине город был святыней не только для большевиков, но и для подавляющего большинства населения страны, особенно для ее граждан, рожденных после 1917 года. Падение Ленинграда означало удар по престижу Советской власти и внутри страны, и за рубежом. Но политические последствия были бы не самыми страшными. Как уже указывалось выше, страна в этом случае теряла огромный промышленный центр (кстати, Ленинград мало того, что обеспечивал свою оборону практически всей номенклатурой боеприпасов, он еще и поставлял военную продукцию на Большую землю). Однако даже потерю такой производственной базы, как Ленинград, СССР выдержал бы. Зато не выдержал бы он обрушения северного фланга советско-германского фронта, которое в случае падения Северной столицы произошло бы неминуемо. Такая катастрофа привела бы к необратимым последствиям, скорее всего, к проигрышу Советским Союзом войны. Именно поэтому в интересах Сталина было прежде всего обеспечение максимальной обороноспособности города.
Почему же, в таком случае, был допущен голод в Ленинграде? Разумеется, если бы руководители города и страны обладали даром предвидения, то они заранее приготовились бы к длительной осаде. Однако предположить, что Ленинград будет блокирован, никто не мог. Да и сами немцы стремились взять город.
Так или иначе, но буквально до конца августа 1941 года потребление продовольствия в Ленинграде ограничивалось не более чем на территории всей страны – часть продтоваров отпускалась по карточкам, причем нормы были достаточно велики и, судя по воспоминаниям горожан, еды более чем хватало. Далеко не все были в состоянии потребить всю полагавшуюся им норму. Продолжали работать сеть коммерческих магазинов, пивзаводы, кондитерские мастерские. Перевалочные базы исправно вывозили зерно и муку из города. Войска Ленинградского фронта получали положенную фронтовую и тыловую нормы. Только немногие ленинградцы чувствовали приближение беды. Среди таких был и Дмитрий Лихачев:
«Ко времени нашего возвращения с Вырицы в Ленинград существовала уже карточная система. Магазины постепенно пустели. Продуктов, продававшихся по карточкам, становилось все меньше: исчезали консервы, дорогая еда. Но хлеба первое время по карточкам выдавали много. Мы его не съедали весь, так как дети ели хлеба совсем мало. Зина хотела даже не выкупать весь хлеб, но я настаивал: становилось ясно, что будет голод. Неразбериха все усиливалась. Поэтому мы сушили хлеб на подоконниках на солнце. К осени у нас оказалась большая наволочка черных сухарей. Мы ее подвесили на стенку от мышей. Впоследствии, зимой, мыши вымерли с голоду. В мороз, утром в тишине, когда мы уже по большей части лежали в своих постелях, мы слышали, как умиравшая мышь конвульсивно скакала где-то у окна и потом подыхала: ни одной крошки не могла она найти в нашей комнате. Пока же, в июле и августе, я твердил: будет голод, будет голод! И мы делали все, чтобы собрать небольшие запасы на зиму. Зина стояла в очередях у темных магазинов, перед окнами которых вырастали заслоны из досок, сколоченных высокими ящиками, в которые насыпалась земля… Что мы успели купить в эти первые недели? Помню, что у нас был кофе, было очень немного печенья. Как я вспоминал потом эти недели, когда мы делали свои запасы! Зимой, лежа в постели и мучимый страшным внутренним раздражением, я до головной боли думал все одно и то же: ведь вот, на полках магазинов еще были рыбные консервы – почему я не купил их! Почему я купил в апреле только 11 бутылок рыбьего жира и постеснялся зайти в аптеку в пятый раз, чтобы взять еще три! Почему я не купил еще несколько плиток глюкозы с витамином С! Эти «почему» были страшно мучительны. Я думал о каждой недоеденной тарелке супа, о каждой выброшенной корке хлеба или о картофельной шелухе – с таким раскаянием, с таким отчаянием, точно я был убийцей своих детей. Но все-таки мы сделали максимум того, что могли сделать, не веря ни в какие успокаивающие заявления по радио».
1 сентября постановлением Совнаркома по всей территории СССР нормы были снижены. Кроме того, закрывались коммерческие магазины и рестораны. Однако эти меры, по крайней мере для Ленинграда, запоздали…
До середины августа 1941 г. ничто не предвещало беды. В 10-х числах месяца части группы армий «Север» начали наступление на Ленинград на Лужском и Новгородском направлениях. К 25 августа Лужский рубеж был прорван, а город оказался под угрозой окружения. Попытки не дать германо-финским войскам отрезать Ленинград от основной территории Советского Союза не увенчались успехом.
8 сентября 1941 г. части 18-й германской армии захватили Шлиссельбург и блокировали город с суши. Теперь с Большой землей Ленинград соединяли только воздух и около 60 километров поверхности Ладожского озера. За день до этого в Москве была получена телеграмма председателя Ленгорисполкома Попкова, в которой сообщалось о том, что запасов продовольствия в городе осталось всего на несколько дней.
9 сентября в Ленинград прибыл уполномоченный Государственного Комитета Обороны по обеспечению населения города и войск фронта продовольствием Д.В. Павлов, занимавший до этого пост наркома торговли РСФСР. Его задачей было произвести точный учет продовольствия и сосредоточить его расход в одних руках – в руках Военного совета фронта. После учета запасов продовольствия выяснилось, что при норме потребления, введенной 1 сентября (например, рабочим полагалось 600 г хлеба в день, служащим 400, а детям и иждивенцам по 300), для снабжения города и войск Ленинградского фронта на 12 сентября запасов имелось: муки и зерна на 35 дней, крупы и макарон – на 30, мяса – на 33, жиров – на 45, сахара и кондитерских изделий – на 60 дней. При этом рассчитывать на то, что в ближайшее время можно будет наладить снабжение, не приходилось. Уже после войны Дмитрий Васильевич вспоминал:
