Ознакомительная версия.
Когда стоявшие за Митавой латышские резервные части попробовали было остановить и вернуть русских и открыли по ним пулеметный огонь, русские войска сами открыли огонь по латышским резервам и, пользуясь численным перевесом, пробили себе дорогу вперед. Такая же история повторилась и под Двинском, где латышский гарнизон не хотел впустить в город русских дезертиров с фронта.
Отступление красных стрелков, разбитых под Альт-Ауцем, было настолько стремительно, что вдогонку за ними была пущена сначала немецкая кавалерия, потом бронированные автомобили, которые, врезавшись в ряды отступавших, продолжали осыпать стрелков пулями даже на улицах Митавы. Другая часть броневиков зашла в тыл отступавших, к самому железнодорожному мосту. Но мост был уже взорван отступавшими передовыми отрядами и притом с такой поспешностью, что шедшие за ними позади свои же войска уже не могли попасть на эту сторону реки Аа Курляндской и должны были беспорядочно рассыпаться во Фридрихштадтском направлении.
По той же причине через мост не могли пробраться и германские броневики.
Ночная темнота спасла красных стрелков от дальнейшего преследования, а затем в Митаве произошли серьезные осложнения, вследствие которых ожидаемое с часа на час, а потом со дня на день освобождение Риги задержалось больше, чем на два месяца.
* * *
Недостатка в причинах, прервавших наступление, не было. Но главнейшие из них были следующие.
По мере удаления германских войск и ландсвера от своей базы в Либаве, пути сообщения войск и тыл оказались в опасности от расплодившихся в курляндских лесах коммунистических партизанских шаек, составившихся из числа добровольно оставшихся в тылу латышских коммунистов, с целью вредить врагу. В задачу этих партизанских отрядов, численностью около 15–20 человек каждый, хорошо вооруженных и имеющих даже пулеметы, входила всяческая дезорганизация неприятельского тыла путем разрушения железнодорожного полотна, взрыва мостов, порчи телефонных и телеграфных проводов, нападения на обозы и мелкие неприятельские отряды.
Таких шаек, орудовавших в Тальсенском, Гольдингенском, Баудском и Фрауэнбургском уездах, насчитывалось 18. Одна из наиболее сильных шаек, в 75 человек, находилась под руководством бывшего председателя Тальсенского революционного трибунала, Кретуля, другая, в составе 60 человек, была под управлением председателя Виндавского совдепа Грицмана. И тот и другой проявляли недурные стратегические партизанские способности. Шайки эти, в состав которых входило несколько женщин, деливших риск и опасность со своими любовниками, были совершенно неуловимы, так как сплошь состояли из курляндских жителей, хорошо знакомых с местностью, и в районе своих действий имели родственников и друзей, укрывавших банды, предупреждавших их об опасности и снабжавших их продовольствием. Деятельность этих партизанских банд настолько вредила антибольшевистским войскам, что они временно решили прекратить наступление, чтобы очистить свой тыл от этих шаек.
Но была еще и другая причина.
Совершенно неожиданно, еще до взятия Митавы, германское командование обнаружило среди своих войск свыше 400 солдат-спартакистов, устроивших 10 марта путч, выразившийся в том, что эти смелые немецкие коммунисты, проникшие на фронт под видом солдат-добровольцев, устроили несколько митингов под лозунгами: «Долой душителей русского пролетариата, долой немецких баронов, да здравствует всеобщее братство и всемирная социальная революция!».
Митинги были, конечно, разогнаны, ораторы были расстреляны, спартакисты же разоружены и отправлены обратно в Германию. В день занятия Митавы в тылу произошло новое осложнение. Спартакисты-матросы, вооруженные до зубов, вероятно, знавшие о заговоре, но почему-то запоздавшие к путчу, пытались перейти через литовско-германскую границу. С большим трудом матросов удалось спровадить домой, но эти непредвиденные германским командованием экстраординарные выступления спартакистов переполошили как самих немцев, так и контролировавшую их действия Антанту. Последовал ряд запросов с одной стороны и отписок с другой.
Эти-то все обстоятельства в совокупности и сорвали немецкое наступление на Ригу из Митавы.
Когда советское правительство окончательно убедилось, что наступления нет и оно затормозилось, когда красная армия, оправившись от митавского перепуга, вновь была приведена в относительный порядок, а из России прибыли новые подкрепления, оно вернулось обратно в свою красную столицу, по-видимому, не в плохом настроении духа, потому что тот самый Стучка, который неделю тому назад бежал без оглядки на автомобиле из Риги, теперь писал в «Zihn'e» статью с приглашением: «Не бойтесь призраков»…
Из Петербурга и Москвы наехало множество русских ревизоров, инструкторов, делегатов, ожидался даже приезд самого Троцкого, но вместо него прибыл поезд-выставка «имени тов. Ленина», состоящий из 28 пёстро разрисованных товарных вагонов с плакатами, афишами, диаграммами и граммофонами, исполнявшими пластинки с речами Троцкого и Дыбенко. Во всех правительственных учреждениях и отделах образовались коммунистические тройки и ячейки, забравшие в свои руки не только надзор за политической благонадежностью служащих, но и управление делами, отстранив от руководства заведывающих специалистов. От служащих теперь требовалось обязательное вступление в число членов коммунистической партии, служащие регистрировались по каким-то хитрым анкетам, выработанным комиссариатом внутренних дел, причем уклонявшиеся от вступления в партию и от регистрации беспощадно увольнялись и посылались на принудительные работы. Отсрочки по мобилизации для ответственных служащих не коммунистов были отменены.
Но, несмотря на внешнее спокойствие, все же чувствовалось, что советская власть тревожится и что вся эта работа по возвращении в Ригу похожа на судороги, что все ее внимание поглощено фронтом, отстоявшим от Риги на расстоянии всего 38 верст. Спешно происходило переформирование красных частей, сведение четырехбатальонных полков в трехбатальонные; высшим управляющим органом в армии был объявлен комитет стрелков-коммунистов, под председательством Данишевского, узурпировавшего все права и власть не только командного состава, но и военного комиссариата. В круг задач коммунистического комитета стрелков, кроме политического руководства армией, входили и чисто оперативные задачи, за неисполнение или неточное исполнение которых комитет судил офицеров собственным судом и расстреливал, не отчитываясь ни перед кем.
В целях пропагандирования и революционирования германских войск, коммунистический комитет армии неоднократно предпринимал братания на фронте, переодевал стрелков в немецкую форму, распространял прокламации и листовки и т. д.
Ознакомительная версия.
