Карл Сэндберг - Линкольн

Югом правила новая аристократия, она, по мнению Форбса, и вела войну в своих интересах. Двадцатью и более рабами «владел класс аристократов» в количестве «28 тысяч человек, что составляло одну 178-ю часть 5 миллионов белых». И Форбс настаивал: «Пусть народы Севера и Юга ясно увидят линию, разделяющую их и аристократию, и с войной будет покончено! Бонапарт, когда он от имени республики воевал с деспотиями в Европе, побеждал в такой же мере своими бюллетенями, как и штыками». Форбс убеждал президента: «У вас есть такая же возможность… Я предлагаю, чтобы вы воспользовались ближайшим случаем и… доказали внимающей вам огромной аудитории, состоящей из простых людей, что это не война Севера с Югом, а война народа против аристократов».

Свои мысли Форбс излагал и английскому либералу Уильяму Эвансу, которому предстояло посетить президента. «Я хотел бы, чтобы вам удалось заставить президента увидеть и почувствовать, что вы, Брайт и другие представляют демократические элементы Англии и что вы видите в Линкольне борца за интересы демократии во всем мире! Как бы я хотел, чтобы мой народ понимал это так же хорошо, как это понимает ваш народ!» После свидания с Линкольном Уильям Эванс 3 ноября ответил Джону Форбсу: «Я отдал должное внимание вашим предложениям».

Следовательно, когда Линкольн готовил свою речь, у него не было недостатка в доброжелательных советниках, рекомендовавших ему выступить в роли представителя мировой демократии. Некоторые газеты утверждали, что Линкольн собирался использовать мертвецов Геттисберга для агитационного политического выступления в предстоящей предвыборной кампании.

Хотя в торжествах в Геттисберге заинтересованы были лишь несколько штатов, для Линкольна они приобретали общенациональное значение; на трибуне будут губернаторы ряда штатов, чье содействие имело огромное значение для успешного ведения войны. Все еще устно и печатно распространялись пасквили и клевета о том, что год тому назад при посещении поля битвы под Антьетамом он непристойно хохотал над своими собственными анекдотами и предложил Лэймону распевать низкопробные комические песенки. Может быть, он собирается повторить свои низости на фоне мрачного жертвенного пейзажа Геттисберга?

Тадеус Стивенс в ноябре 1863 года сказал, что Линкольн «битая карта» в колоде политических деятелей. Он считал, что Чэйз как президент будет более последователен в борьбе с рабством. Узнав, что в Геттисберг едут Линкольн и Сьюард, а не Чэйз, он словно отрубил: «Мертвые едут возвеличивать мертвых».

17 ноября президент официально утвердил «город Омаху» в качестве начального пункта для строительства железнодорожной линии Юнион Пасифик. Конгресс обязал его это сделать.

Когда 18 ноября Линкольн садился в геттисбергский поезд, его лучший друг — сынишка Тед — лежал а постели, а врачи не знали, чем он болен. Мать все еще горевала по Вилли, и сейчас она была в истерическом состоянии из-за болезни Теда. Но президент считал поездку в Геттисберг своим настоятельным долгом.

Поезд пришел в Геттисберг к заходу солнца. Уилс отвез президента к себе домой. Сонный сельский поселок с населением в 3 500 человек снова почувствовал учащенное биение пульса жизни. В частных домах находили приют крупные политические деятели и совершенно безвестные люди. Сотни приезжих провели ночь на полу отелей. Военные оркестры ревели до поздней ночи на улицах городка. Собралась толпа и под окном у президента. Он сказал:

— В моем положении иногда важно, чтобы я не говорил глупостей. (Голос из толпы: «И это вам удается?») Часто бывает, что единственный способ избежать этого — ничего не сказать. Считаю, что сегодня вечером у меня сложилась именно такая ситуация, поэтому прошу вас извинить меня за то, что на этом я кончу.

Примерно в полночь он получил телеграмму от Стентона: никаких стоящих новостей с фронта нет. Сыну стало лучше.

Утром на кладбищенском холме собралось 15 тысяч человек (одни говорили: 30 тысяч, другие — 50 тысяч), чтобы присутствовать на торжествах: члены правительства США, офицеры армии и флота, губернаторы штатов, мэры городов, полк солдат, медицинский отряд, представители телеграфных агентств, общественных и благотворительных организаций, прессы, пожарных управлений и просто граждане из Пенсильвании и других штатов. В десять утра Линкольн вышел из дома Уилса. На нем был черный костюм, черный шелковый цилиндр и белые перчатки. Он сел на коня и принял парад.

Ему подали длинную телеграмму — Стентон сообщал, что хотя Бэрнсайду в Ноксвилле угрожают, но положение его надежное; Грант начал крупную операцию под Чатанугой; сыну значительно лучше, сегодня его выведут погулять.

Прохождение войск кончилось через пятнадцать минут. Мистер Эверет, оратор дня, еще не приехал. Оркестры играли до полудня. Наконец мистер Эверет приехал. На трибуне заняли места губернаторы Пенсильвании, Мэриленда, Индианы, Нью-Йорка, Нью-Джерси, Огайо, Эдвард Эверет с дочерью, генералы, послы, члены конгресса, полковник Уорд Лэймон, президент США и слева от него министры Сьюард и Блэйр.

Капеллан прочел молитву, многотысячная толпа стояла с обнаженными головами. Наконец слово предоставили Эверету. Несколько минут он простоял в полном молчании.

Собравшихся окружали поля с пшеницей, луга, персиковые рощи, холмы, а в в 5–7 милях высились голубые хребты цепи невысоких гор. При подготовке речи Эверет учел своеобразие пейзажа. Он отметил, что эта земля полита кровью храбрых и преданных людей и, как верно говорили в старину, умереть за родину радостно и достойно мужчины. Он обрисовал ход войны, остановился на основных моментах трехдневной битвы под Геттисбергом, осудил доктрину суверенитета каждого штата, привел примеры из истории Европы. Он говорил около двух часов.

Эта речь была главным достижением всей его жизни, он применил все совершенства ораторской школы, которую он прошел за годы своей карьеры. Его осанка и врожденная сердечность располагали к нему слушателей.

Балтиморский хоровой клуб пропел оду. Линкольн вынул из кармана рукопись, надел очки в стальной оправе, просмотрел рукопись и положил ее обратно в карман. Уорд Лэймон объявил:

— Президент Соединенных Штатов.

Линкольн поднялся, снова у него в руках оказались листки рукописи, и во время выступления он изредка туда заглядывал. Чарльз Хэйл из бостонской «Адвертайзер», присутствовавший на церемонии также в качестве представителя губернатора Массачусетса, записал в блокноте речь президента, говорившего медленно и раздельно:

— Восемьдесят семь лет тому назад наши отцы создали на этом континенте новую нацию. Она пришла к жизни благодаря свободе и основывалась на утверждении, что все люди рождаются равными.