По одежде они установили, что я иностранец. Любопытство усилилось, когда выяснилось из моего разговора с представителем Интуриста, что я говорю по-русски. Очень осторожно начались расспросы. Я рассказал, что интересуюсь высшим техническим образованием и что в Киеве осматривал Политехнический Институт. Из дальнейших разговоров они быстро установили мою личность. Они знали мои учебники, знали о моем переселении в Америку.
Число пассажиров в моем отделении быстро возрастало и скоро уже толпились пассажиры и у входа, в коридоре. Всем было интересно посмотреть на русского американца. Было много вопросов о жизни в Америке. О России говорили неохотно. Зашло солнце, наступила ночь. Разговор все продолжался и я смог заснуть только после полуночи. Проснулся рано, в Полтаве. Чудесный яркий день. Смотрю не отрываясь в окно. Городов до Харькова нет. Селения встречаются редко — все зеленые поля. На станциях пусто — видел только несколько рабочих в валенках или каких‑то высоких резиновых сапогах. Такой обуви в прежние времена тут не было.
Наконец Харьков. Встречает меня представитель Интуриста. Говорит, что меня поджидают две дамы. Подходит моя младшая сестра и с ней какая‑то незнакомая дама. Сестру трудно узнать. В последний раз я ее видел сорок три года тому назад. Она тогда только начинала свою педагогическую деятельность, как преподавательница математики. Теперь передо мной стояла седая старуха. Ее спутница, оказалась нашей дальней родственницей, которую я знал еще маленькой девочкой. Теперь это была пожилая женщина. Представитель Интуриста увидел, что я этот день вряд ли буду интересоваться делами и предложил отвести нас в гостиницу Интуриста, а посещением школ заняться на следующий день. Так и сделали.
Гостиница оказалась мне знакомой. Я ее посещал, когда был еще студентом практикантом на Севастопольской железной дороге. Все осталось по старому, только вывеску переменили. Прошли в отведенную мне комнату и тут начались разговоры. Мой отец и мать переселились к дочери, когда я покидал Россию. Мать скоро умерла. Отец остался у дочери. И дочь, и зять, инженер технолог, оба служили, но, как лица не пролетарского происхождения, испытали много трудностей. Было время, когда их лишили квартиры. Пришлось жить зимой в товарном вагоне. Все вынесли и холод, и голод.
Теперь моя сестра жила в полном одиночестве. Ее отец и муж давно умерли. Детей ее, сына и дочь, забрали во время войны на работы в Германию и в Россию они не вернулись. Она уже не служит, получает ничтожную пенсию, иногда имеет частные уроки. Живет впроголодь. Так проговорили до обеда. После обеда решили посмотреть город, а потом отправиться к сопровождавшей нас родственнице, у которой моя сестра могла переночевать.
В Харькове, как и в Киеве, большая часть разрушений во время войны была произведена коммунистами. Теперь шла перестройка мостов, постройка новых зданий. Везде была грязь, строительный мусор — ничего похожего на прежнюю красивую Сумскую улицу. Так дошли до квартиры родственницы. Она служила секретаршей в Технологическом Институте и имела комнату вблизи Института. Тут наши разговоры продолжались. Родственница видимо боялась, что нас подслушивают. Просила говорить тихо, осматривала двери и окна. Настал вечер. Условились на следующий день встретиться у родственницы и там вместе пообедать. Распрощались и я отправился в свой отель. На Сумской улице, несмотря на разруху и поздний час, было много гуляющих.
На следующее утро проснулся рано, покончил с завтраком и в ожидании представителя Интуриста, сидел у окна, смотрел на знакомую мне Екатеринославскую улицу и на берег харьковской речки. Большие перемены. Вдоль речки уже нет больше красивых цветников. На противоположном нагорном берегу уже не высится красивая колокольня Харьковского Собора. У меня под окном раскопана улица, вытаскивают старые канализационные трубы. Тяжелые земляные работы выполняются женщинами. В прежние времена на таких работах женщин не было. Все это достижения коммунистического режима.
В девять часов появился представитель Интуриста и мы отправились в Технологический Институт. Тут, видимо, деловая жизнь начинается раньше, чем в Киевском Политехникуме. Директор меня сразу принял. В его кабинете уже были профессора теоретической механики и сопротивления материалов. Директор преподает детали машин и, видимо, в курсе всего учебного дела Института. Он без всяких посторонних разговоров сразу приступил к делу, ознакомил с положением дел Института, указал на увеличение числа студентов, на тесноту помещений, оставшихся без существенных перемен. Программы теоретических курсов остались примерно те же, что были в дореволюционное время, но практические занятии студентов значительно расширились. Так как все заводы сейчас в руках правительства, то занятия студентов можно организовать так, что каждый из них проходит на заводе практику, соответствующую выбранной им специальности. После общего доклада директора профессора механики и сопротивления материалов более подробно рассказали о преподавании их предметов и показали свои лаборатории.
После осмотра Технологического Института мой гид предложил посетить одну из средних школ. Я согласился и позже был очень доволен, что это сделал. Заехали в одну из школ. Обычных занятий там не было — шли экзамены. Нас встретил директор школы. Начали с осмотра классов, в которых преподается физика и химия. Классы эти были прекрасно оборудованы нужными приборами для демонстрации опытов. В мое время таких классов не было. Да и теперь, может быть, эта школа представляет исключение и служит для показа иностранным посетителям.
Разговорился с директором, еще молодым человеком лет сорока. Оказалось, что помимо административной работы, он преподает русскую литературу и интересуется этим предметом. Он пригласил меня в свой кабинет и показал учебники, по которым идет преподавание. По сравнению с моим временем, преподавание литературы теперь значительно расширилось и продолжается в трех последних классах средней школы. Учебник по литературе состоит из трех томов, каждый примерно в четыреста страниц. Первый том начинается с былин, дальше Слово о Полку Игореве и кончается литературой восемнадцатого века. В третьем томе излагается новейшая литература, начиная с Горького. Я впоследствии купил и прочел эти три тома. Первые два тома представляют ту историю, которую мы когда‑то изучали, но написанную интереснее и с большими подробностями. Что касается третьего тома, то эта книга совсем другого характера. Она наполнена пропагандой коммунизма и никакого литературного интереса не представляет. Директор произвел на меня очень приятное впечатление. Может быть он и коммунист, но безусловно человек, знающий свой предмет и любящий преподавание.