По поводу этой речи существовало два сомнительных обстоятельства. Во — первых, являлся ли Рузвельт единоличным автором этой речи или глава предвыборной кампании Смита судья Джозеф М. Проскауэр написал большую ее часть. Однако не вызывает сомнений тот факт, что именно Проскауэр предложил известные последние строки из стихотворения У. Вордсворта [33] «This is the happy Warrior; this is he / That every man in arms should wish to be» [34], которые поначалу ФДР назвал слишком высокопарными. Во — вторых, вызывала сомнение продолжительность речи. Один источник говорит о семнадцати минутах, другой — о тридцати четырех. Однако они оба подтверждают сильное проявление эмоций в зале, когда Рузвельт впервые произнес имя Смита. Первым несомненным фактом является то, что Франклин Рузвельт прилагал титанические усилия, чтобы взобраться на трибуну на костылях, опираясь на своего старшего сына шестнадцати лет. Вторым таким несомненным фактом является то, что едва только он оказался за трибуной, как сразу завладевал вниманием аудитории и имел оглушительный успех. Даже критически настроенный политический обозреватель Уолтер Липпман писал (вероятнее всего, адресуя свои слова Рузвельту), что это — «прекрасно по настроению и манере исполнения, да и невероятно убедительно», а Смит подтверждал, что Рузвельт был самой выразительной фигурой на съезде.
ФДР не добился выдвижения Смита кандидатом в президенты США от партии — после своей речи он мог с легкостью заполучить ее сам — но тем самым он уберег Смита от жестокого поражения и проложил ему путь к следующим выборам, 1928 года, после еще двух сроков успешного пребывания на посту губернатора штата Нью — Йорк. Тем самым Рузвельт создал вакансию, которая помогла ему самому баллотироваться на пост губернатора штата Нью — Йорк. Еще больше поражает тот факт, что ФДР смог вернуться на национальную политическую арену и совершил это с шумным успехом.
Глава 3 Путь из Олбани в Белый дом
О жизни Рузвельта с 1924 по 1928 гг. имеется немного сведений. За это время произошло меньше событий, чем в любой другой четырехлетний период и, таким образом, в ретроспективе, это время, кажется, пролетело чрезвычайно быстро, хотя, вполне может быть, что сами эти годы, как тогда казалось, тянулись медленно. Словом сказать, в его жизни того времени было четыре основных момента. Первое место отводилось попыткам, в высшей степени утопическим, вернуть полную подвижность ногам. С этой целью зимнее время (а иногда и другие времена года) он проводил, большей частью, на обветшалом курорте Уорм — Спрингс, на западе штата Джорджия, который он открыл для себя в 1924 году. Уорм — Спрингс, расположенный примерно в восьмидесяти милях к югу от Атланты, рядом с границей штата Алабама, поспешно заменил долгие морские путешествия в субтропических водах Флориды, которые составляли его прежнюю привычку.
В то же время Рузвельт от случая к случаю наведывался в Нью — Йорк для поддержания деловой активности предприятия. Его фирма по страхованию поручительских обязательств Fidelity and Deposit держалась на плаву, главным образом, благодаря умелому использованию связей, установленных во времена бурной политической деятельности, которые были важны для специфики страхового дела. Он также не смог избежать искушения того десятилетия и принял участие в нескольких крайне рискованных и рассчитанных на быструю наживу предприятиях, причем некоторые из них были связаны с основанием компаний, создающих новую продукцию весьма сомнительного характера. Большинство потерпели крах, очевидно, тем самым сократив прибыль, полученную от Fidelity and Deposit, что ярко иллюстрирует выводимый логически общий принцип, что существует едва ли не обратная связь — если бы не теория Джона Мейнарда Кейнса — между теми, кто способствует эффективности национальной экономики и теми, кого интересует личная выгода.
Третьим аспектом этих лет является тот факт, что Элеонора создала для себя жизнь, все более независимую от Франклина, однако в какой‑то степени посвященную его интересам в том смысле, что она неустанно работала на Демократическую партию в штате Нью — Йорк. Она также взяла на себя ответственность за поддержание политических контактов ФДР, заявляла об их позиции, а также приглашала наиболее популярных деятелей к супругу в Уорм — Спрингс. Элеонора собрала вокруг себя обширную группу женщин, дух товарищества которых запечатлен на фотографии того времени. Названный в честь ее любимого, но непутевого отца, ее второй выживший сын Эллиот (который унаследовал, по крайней мере, некоторые из плохих привычек Эллиота — старшего, а по сему не может всецело являться благонадежным свидетелем тех событий, несмотря на теплые отношения с матерью), тем не менее, характеризуя эту группу, заявляет, что Элеонора «была вынуждена объединиться с разочарованными подругами по несчастью — женщинами, которые, как и она сама, не смогли найти общий язык с противоположным полом». Однако самые близкие отношения Элеоноры такого характера, с журналисткой Лореной Хикок, которая брала у нее интервью во время предвыборной кампании в президенты 1932 года и которая с тех пор стала ее неразлучным спутником, начались не раньше этого года.
Сара Рузвельт не была в восторге от этой толпы дамочек, но Франклин не выказывал недовольства, а наоборот, поощрял строительство коттеджа Вал — Килл на территории поместья его матери в Гайд — Парке. Коттедж находился на расстоянии двух миль от главного дома, недалеко от старой почтовой дороги на Олбани. Там, в непретенциозной, но уютной обстановке Элеонора создала свой собственный двор. Одна из придворных, Нэнси Кук, деятельная леди в мужском костюме и с коротко подстриженными кудрявыми волосами, но с большим эстетическим вкусом, чем у Элеоноры, основала при коттедже, удачно воссоздавая предметы мебели ранней Америки, преуспевающее производство. Шаг за шагом оно стало приносить больше прибылей, чем безрассудные по своей смелости предприятия Франклина.
Тем временем дети Рузвельтов подрастали, и не все у них так благополучно складывалось, как можно было ожидать. В 1927 году Анне исполнился двадцать один год, Джеймсу исполнилось двадцать, Эллиоту — семнадцать, Франклину — тринадцать, а Джону — одиннадцать. Их образование было скорее условным, чем успешным. Эндикотт Пибоди был вынужден управляться со всеми четырьмя мальчиками в школе Гротон, несмотря на кипучее желание Эллиота учиться в местной школе в Гайд — Парке. В Гарвард приняли троих (Эллиот уклонился от поступления, в этот раз, решительно настояв на своем), однако никто из троих в учебе не отличился. Анна, будучи двадцати лет от роду, вышла замуж за нью — йоркского биржевого маклера, но жизнь в браке не принесла счастья, и они развелись шесть лет спустя. Джеймс, в двадцать один год, обручился с Бетси Кушинг, одной из трех дочерей бостонского хирурга, которые отличались своей красотой, равно как и своими громкими замужествами. Элеонора после их первой встречи охарактеризовала Бетси словосочетанием «милое дитя» — несколько покровительственное определение ее первой невестки. Последняя, в отсутствие Элеоноры, исполняла роль приветливой хозяйки Белого дома для ФДР. Со временем ее брак с Джеймсом потерпел крах, как и большинство союзов в семье Рузвельтов того поколения. Впоследствии Бетси повторно вышла замуж и стала миссис Джон Хей Уитни, женой дипломата и незабвенной хозяйкой посольства в Лондоне в 1950–е годы. Однако Элеонора была более великодушна, нежели Сара Рузвельт, которая, по слухам, при первой случайной встрече с мисс Кушинг заявила: «Насколько мне известно, ваш отец — хирург, а хирурги у меня всегда ассоциируются с моим мясником»; этим высказыванием она подтвердила, что американский снобизм, по крайней мере, мало чем отличается от якобы намного более исключительного британского.
Франклин, частично в силу характера, частично в силу географического фактора, оставался в стороне от подростковых и юношеских проблем своих отпрысков. Можно сказать, что главной функцией, которую исполняли для него сыновья, была функция физической опоры, на которую Франклин мог облокотиться во время своих эффектных восхождений на политические трибуны. Джеймс сопровождал его на съезде Демократической партии в 1924 году, Эллиот — в 1928, а вслед за ними и Франклин — младший с Джоном были у него под рукой во время нескольких важных мероприятий. Анна, которая в 1934 году вышла замуж за Джона Боттигера, чикагского журналиста, стала прекрасной альтернативой Бетси в Белом доме, составив компанию ФДР в военные годы.
Помимо политической деятельности ФДР, активное развитие которой целенаправленно преследовали Элеонору и Хоу (даже больше, чем он сам), основное внимание Франклина в конце 1920–х годов было приковано к бальнеологическому курорту Уорм — Спрингс. В 1926 году Рузвельт выкупает заведение целиком: термальный источник, примитивный бассейн, который естественным образом прогревался до температуры в 89 градусов по Фаренгейту [35], захудалый отель и близлежащие земли (тысячу акров) с несколькими коттеджами. Сумма сделки составила 200 тысяч долларов — внушительные деньги для того времени. В этот проект Франклин инвестировал большую часть денег, унаследованных от отца, хотя у него в арсенале всегда оставались средства его богатой матери. В случае надобности Рузвельт всегда мог рассчитывать на финансовую помощь Сары, несмотря на то, что это ставило его в зависимое положение. По этой причине было в высшей степени необходимо превратить Уорм — Спрингс в рентабельное заведение, что, в итоге, увенчалось успехом. Франклин пригласил хирурга — ортопеда и команду физиотерапевтов, построил второй, крытый, бассейн, привел в порядок отель и близлежащие здания, увеличил их вместимость до шестидесяти одного пациента и, что особенно примечательно, построил коттедж для себя, который, наряду с Гайд — Парком, стал одним из его любимых пристанищ. С 1927 года вплоть до смерти Франклина Рузвельта в апреле 1945 года Уорм — Спрингс составлял значительную часть его жизни.
